Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Кузнецову, видимо, не совсем комфортно покрывать своих адмиралов, поэтому передает слово одному из «участников» ночного бдения. Пусть сам «отдувается».

Вот что пишет в своих воспоминаниях адмирал И.Д. Елисеев:

«Учитывая тревожную обстановку, мы договорились, чтобы в штабе флота ночью обязательно присутствовал кто-нибудь из старших начальников, облеченный правом в случае необходимости принимать ответственные решения.В ночь на 22 июня на такое дежурство заступил я, начальник штаба. Такова уж традиция на флоте: самым ответственным считается дежурство с субботы на воскресенье».

Договорились, это как? Тянули на спичках, что ли? Или все втроем, Кулаков и Октябрьский придачу, устроили считалочку? Как могли убыть домой все трое из командования флота, когда с минуты на минуту должна была быть объявлена полная боевая готовность флота, как уверял нас Кузнецов? Ведь со дна на день ожидалась война. По зарубежному радио вовсю уже трубят о начале войны Германии с Россией, так как Гитлер уже выступил по германскому радио. Да, сам начальник разведотдела флота полковник Д.Б. Намгаладзе (замечательный, кстати, человек) предупредил о передачи по английскому радио, в которой сказано о начале войны Германии с Советским Союзом. Впрочем, вполне возможно, что был перехват и немецкого радио. А в штабе Черноморского флота считают ответственным дежурство с субботы 21-го на воскресенье 22-го июня, так как это, видите ли флотская традиция. Думается, что Октябрьский, как командующий, приказал Елисееву остаться в штабе флота и ожидать, как упомянутый выше «товарищ Бывалов» , срочную телеграмму из Москвы.

Но, тому, тоже жизнь дорог а(объясню позже, в чем суть), и он перепоручает свое дело дежурному по штабу капитану 2 ранга Рыбалко.

«В 01.03 поступила телеграмма из Москвы. Через две минуты она уже лежала у меня на столе. Вскоре телеграмма была вручена прибывшему командующему флотом. Это был приказ Наркома ВМФ о переводе флота на оперативную готовность № 1. Немедленно привели в действие заранее отработанную систему оповещения. Предусматривалось два способа вызова личного состава: через оповестителей (скрытно) и по тревоге. Сначала я приказал использовать первый способ. Но в штаб стали поступать сообщения, что переход на повышенную готовность осуществляется недостаточно быстро. Тогда я приказал сыграть базовую тревогу.

Оперативная готовность № 1 была объявлена по флоту в 01:15 22 июня 1941 года».

Так как, Елисеев был назначен старшим по штабу, то ему было не отвертеться от ответственности, даже, находясь дома. Пришла шифрованная телеграмма из Москвы. Кто за старшего? — Елисеев! Так как именно ему (на спичках?) и было приказание оставаться в штабе. Все всё знали. На машине офицер-шифровальщик не повезет же шифровой журнал на подпись Елисееву домой. Телеграмму принял Рыбалко, указав в Журнале, что телеграмму принял именно он. Доложил о телеграмме начальнику штаба домой. Так как в телеграмме, как мы знаем, были общие слова, то ознакомившись с посланием от Алафузова, Елисеев успокоился, но, как и положено по службе, доложил по телефону командующему Октябрьскому. А может это, опять, сделал Рыбалко, зачитавший по телефону командующему флотом, эту филькину грамоту из Москвы.

И мы, с вами читатель, теперь тоже знаем, что в той телеграмме из Главного морского штаба, ни слова не было сказано о приведении флота в полную боевую готовность. Так общие рассуждения, типа не поддаваться панике, не более. И что, после этого, Октябрьский или Елисеев, будут, как Головко на Севере, спорить с Москвой? Да ни за что на свете! Тем более что, ни о какой боевой подготовке, там речи не было. Помните, Грищенко приводил Директиву по Балтике подписанную Трибуцем? Так, сотрясение воздуха. Поэтому и здесь, в Севастополе, никакой полной боевой готовности, в ту ночь, на Черноморском флоте, не было. Хотите в этом убедиться?

Сначала своими воспоминаниями поделится с нами бывший в ту пору командиром крейсера «Червона Украина» из состава Черноморского флота, Николай Ефремович Басистый.Он, конечно, будет нас убеждать в обратном, дескать, была сначала повышенная боевая готовность, а когда наступила ночь, так сразу все перешли на полную, но будет делать это так неуклюже, что поневоле засомневаешься в искренности его сообщения.

« Пятеро суток„Червона Украина“ то вместе с эскадрой, то вдалеке от нее бороздила Черное море при ярком свете солнца и темными южными ночами. Грохотали залпы ее главного калибра, стреляли зенитные пушки.

Порядком уставшие, невыспавшиеся, 19 июнямы вернулись в Севастополь…».

Ну, адмиралы, практически старались друг друга не подводить, по части написания мемуаров. Примерно, так же как и у Кулакова из предыдущей главы. Пишет, что вернулись в Севастополь с учений за несколько дней до войны. Пусть будет так. Теперь почитаем, дальше, как товарищ Басистый «уверенно» вспоминал про войну.

« Наступило 21 июня.Суббота. День большой приборки. По корабельным коридорам и палубам не пройти. Все моется, всюду наводятся чистота и блеск.

Вымыв крейсер, как говорится, от клотика до киля, краснофлотцы и старшины занялись своими делами. Работала корабельная баня. На бельевых леерах, протянутых над палубой, колыхались на легком ветерке выстиранные добела парусиновые рубахи и штаны».

Как же не понять прочитанное. Самая, что ни наесть повышенная боевая готовность, даже выстиранные рубахи на ветру. А действительно, что может подумать читатель? Что на боевую готовность это, что-то не похоже? Явно, непорядок. Сейчас этот недостаток в мемуарах будет устранен.

«В моей каюте собрались командиры боевых частей. Подсчитываем, сколько и каких запасов принял крейсер. За те два дня, которые прошли после учения, у борта корабля побывали баржи с топливом, водой, боеприпасами, продовольствием. Мы пополнили все запасы, порядком израсходованные в учебных боях, и были готовы к новым походам….

Не помнилось также, чтобы когда-нибудь по окончании столь больших учений оставалась оперативная готовность номер два. А такая готовность, безусловно повышенная по сравнению с повседневной, была объявлена всему флоту.

Сейчас, желая показать свою прозорливость, можно было бы говорить, что в те дни чувствовал себя тревожно, ждал чего-то серьезного. Но, признаться, никакой особой тревоги не испытывал».

А чего волноваться-то? Советский флот в данной акватории Черного моря на две головы был сильнее всех вместе взятых государств по побережью.

«О войне, конечно, думалось. К нам в Севастополь приезжали лекторы из Москвы. Один из них недвусмысленно дал понять, что нельзя полностью верить в договор о ненападении, заключенный с гитлеровской Германией. Мы знали, что должны повышать бдительность и держать порох сухим. Все это так. Однако я погрешил бы против истины, если бы сказал, что в субботу 21 июня видел приближение непосредственной опасности».