Андрей Колганов - Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

С 1990 года к этим процессам добавилась «война суверенитетов»: номенклатура союзных республик стремилась перетянуть как можно больше предприятий под свою юрисдикцию, заманивая их налоговыми льготами и вынуждая федеральное правительство следовать их примеру, что еще больше истощало бюджеты всех уровней.

Стали выдвигаться все более и более радикальные предложения по реформированию экономики на рельсах рынка и свободного предпринимательства (например, нашумевшая программа «400 дней» Г. Явлинского, превратившаяся затем в «500 дней» Явлинского—Шаталина). Популярность этих предложений росла вместе с дезорганизацией системы планового хозяйства и ростом дефицита на потребительском рынке. Под влиянием очевидных провалов в экономической политике и ухудшения благосостояния рядовых граждан, все больше и больше людей утрачивало доверие к политике правящей КПСС и к социалистическим лозунгам вообще. Настроения разочарования захватили население, только что испытавшее последний в истории СССР всплеск надежд и энтузиазма, порожденных широковещательными лозунгами насчет демократии и гласности — которые действительно были реализованы, но не привели ни к каким улучшениям в повседневной жизни людей. В результате возможности, открытые демократией и гласностью, повернулись против КПСС, привели к росту организованных антисоциалистических сил.

Нарастание экономической и политической напряженности привело к неумелой попытке государственного переворота, предпринятого в августе 1991 года самозваным Государственным комитетом по чрезвычайному положению, включавшему ряд высших должностных лиц СССР. Провал этой затеи позволил недавно избранному президенту РСФСР Б. Н. Ельцину совершить свой переворот, отстранив от власти КПСС и фактически лишив реальной власти президента СССР М. С. Горбачева.

Провозглашение в ноябре 1991 курса радикальных рыночных реформ окончательно обрушило потребительский рынок. Товары в ожидании перехода к свободным ценам придерживались на складах и не поступали на прилавок. Подъездные пути всех железнодорожных станций в крупных городах были переполнены эшелонами с неразгруженными вагонами, забитыми потребительскими товарами. Исправить положение прежними методами централизованного управления было невозможно: из-за полураспада плановой системы в условиях политической нестабильности; из-за прямых или завуалированных отказов руководителей предприятий, уже вкусивших выгоды рыночных сделок, подчиняться директивам центра; из-за неверия значительной части новой государственной верхушки в необходимость сохранения плановой системы. Решение о ликвидации СССР в декабре 1991 года разрушило вдобавок единое экономическое пространство страны и дало толчок возведению экономических барьеров между бывшими союзными республиками. Плановая система СССР, даже уже независимо от реформ, стартовавших 2 января 1992 года, рухнула.

Почему «перестройке» не удалось решить задачу по обновлению «реального социализма» и приданию ему жизнеспособности? Потому, что в этом не были заинтересованы основные игроки на тогдашней политической сцене, представлявшие собой два крыла номенклатуры. Одно из них, консервативное, ратовало за сохранение прежних порядков, основанных на бюрократическом командовании. Другое, «реформаторское», стремилось к демонтажу элементов социализма, и замене их капитализмом, а вовсе не к какому-то обновлению. Самостоятельное же народное движение было недостаточно организовано и во многом дезориентировано той ложной альтернативой, которую навязывали оба борющихся крыла номенклатуры. Но даже та небольшая часть политиков, которая искренне стремилась отстаивать социалистические ценности, оказалась в заложниках прежнего идеологического курса КПСС. Нельзя опереться на правильные социалистические лозунги и повести за ними народ, если эти лозунги десятилетиями служили инструментами лицемерия и обмана.

В результате кризис советской плановой системы столкнулся с отсутствием достаточно широкой социально-политической базы сторонников развития по социалистическому пути. Социалистическая революция против номенклатуры так и не состоялась. А пришедшее к власти крыло номенклатуры сумело увлечь за собой большинство. Да, это было сделано демагогией и прямым беззастенчивым обманом. Но факт состоит в том, что иные позиции не смогли завоевать широкого народного доверия.

Советский опыт был исторически не случайной попыткой формирования альтернативной капитализму системы, и в своеобразной форме выражал необходимость разрешения назревших противоречий развития мирового капитализма (особенно периферийного), причем уже не в чисто буржуазных формах. Возможность появления таких небуржуазных форм (хотя и в ограниченных пределах, не дающих им развернуться в целостную систему) уже была создана развитием мирового капитализма и его противоречий в начале XX века и его отсталого варианта в России: с одной стороны, — сверхэксплуатация рабочих, колониальные захваты, мировая война за передел рынков и территорий и т. д.; с другой — рост обобществления производства, доходящий до образования международных монополий, рост боевитости, организованности и классового самосознания рабочего класса.

Буржуазия в значительной мере утратила социальный потенциал разрешения этих противоречий не в разрушительных, гибельных для нее самой формах, что проявилось в кошмаре Первой мировой войны и особенно гротескные формы приняло как раз в России. Поэтому импульс разрешения данных противоречий исходил от международного рабочего и социалистического движения, которое само есть одно из следствий развития капитализма.

В большинстве стран этот импульс лишь заставил буржуазию искать формы серьезного, не поверхностного социального компромисса с пролетариатом. И только в Российской империи в силу исторически случайного (с точки зрения всемирно-исторического процесса) сочетания обстоятельств капиталистическая буржуазия полностью утратила социальную инициативу, потеряла политическую власть и вообще была изжита как социальный слой. Мелкая же буржуазия была сначала поставлена в неравноправное политическое положение, а затем были ликвидированы условия ее воспроизводства как таковой.

Если бы речь шла о социалистической революции, опирающейся не то чтобы на адекватные, а хотя бы на более или менее зрелые социально-экономические предпосылки (хотя бы на развитый индустриальный капитализм), то ведущую роль в процессе преобразования общественного строя заняли бы пролетарские и (если будет позволено употребить такой неологизм) постпролетарские слои. Однако для российского пролетариата (хотя бы в силу его малочисленности, не говоря об уровне его социальной зрелости) такая задача оказалась не по плечу. Стоит вспомнить, что свержение власти буржуазии в России было невозможно силами одного пролетариата, без крестьянской революции. И в условиях недостаточной силы основных противоборствующих классов на первый план исторической сцены неизбежно выдвинулась бюрократия.