Н Глобус - Заговоры и покушения

Материалы шведского МИД рассекречены, и в глаза бросается масса крупных огрехов (или умышленных упущений), совершенных комиссией. Намеки на некомпетентность пилотов не выдерживают критики — оба налетали свыше 7000 часов каждый и, что особенно важно, треть этого налета приходилась на пилотаж в ночных условиях. В отличном состоянии находились механизмы ДС-6, в том числе его высотомеры и системы управления. Не подтверждаются и другие выводы родезийских властей.

Шведские эксперты Нильс Рингертс и Арне Фрюкхольм еще в феврале 1962 года составили секретный меморандум правительству Швеции о том, что генсек не погиб в момент аварии и, получи он своевременную медицинскую помощь, мог выжить. Вскрытие трупов показало, что, вероятно, пожар возник не после удара о землю, а еще в полете. Об этом же свидетельствуют и два опустошенных огнетушителя, которые, вероятно, использовались экипажем для борьбы с огнем на борту. Разлет кресел не месте катастрофы свидетельствует не об ударе самолета о землю, а о взрыве еще в воздухе.

Представитель «Трансэйр» в Конго Бу Вирвинг подготовил «реконструкцию событий, приведших к катастрофе». Из нее ясно, что разговоры о «радиомолчании» «Альбертины» — просто миф, поскольку ДС-6 сообщал диспетчеру Ндолы о своем местонахождении и намерении совершить посадку, еще находясь над озером Танганьика. Белые легионеры в Катанге прослушивали авиасообщения самолетов ООН и вполне могли направить с аэродромов Жа-дотвиль и Кипуши имевшиеся у них истребители наперехват. Вообще секретов из предстоящих переговоров в Ндола не делали, ведь о них знал Чомбе.

Небезупречным видится сегодня и поведение доктора Фрай-Сульцера: из 32 тонн «живого веса» ДС-б ему в руки попало лишь 0,5 тонны, то есть полтора процента. Несколько граммов стали, оставшихся от взрывателя (если в самолет подложили бомбу, сработавшую при уменьшении высоты при заходе на посадку), и даже килограммы обломков ракет типа «воздух — воздух» (если «Альбертину» атаковал самолет мятежников) вполне могли остаться вне поля зрения швейцарца. Тем более что остатки ДС-6 собирались родезийцами не слишком тщательно, а возможно, преднамеренно уничтожались, когда это считалось нужным. Во всяком случае, есть свидетельства, что часть грузовиков с обломками просто исчезла на пути к аэродрому.

Если методы 60-х годов не дали четкого ответа о наличии частиц взрывчатки, то сегодня эксперты смогли бы их проанализировать в тысяч раз более тщательно. Увы, все остатки «Альбертины» пропали бесследно, а земля на месте аварии была перепахана и просеяна родезийской полицией.

За прошедшие годы появилось немало интервью, в которых белые наемники заявляли, что это они убили Хаммаршельда и его спутников. Но доказательств не приводится. Однако старые показания десятков свидетелей подтверждают, что в небе над Ндолой «Альбертина» была не одна. В архивах МИД десятки свидетельских показаний на сей счет.

Девидсон Шиманго (негр-угольщик): «Я увидел два аэроплана… сильную белую вспышку, и раздался очень громкий звук от взрыва».

Ивона Жубер (белая домохозяйка): «Я сидела в кресле, читала книгу… я услышала реактивный самолет, а затем транспортный самолет с обычными двигателями. Вскоре я задремала… Меня разбудил взрыв, затем я увидела зарево».

С черными свидетелями все обстояло просто: их высмеивали («у него нет часов, откуда ему знать, который был час»), запугивали («надо обыскать его дом, вдруг он что-то украл с места аварии»), компрометировали («он же слушает радио Москвы»). Показания белых записывал лично военно-воздушный атташе, который извращал смысл ответов. Любая попытка свидетеля дать иные показания комиссии ООН означал бы, что он обманул правосудие британской короны и подлежит уголовному наказанию. Комиссия ООН не обеспечила иммунитета свидетелям, из которых в результате колониальные власти смогли, образно выражаясь, «вить веревки».

Версии об ошибке пилотов или о технической неисправности выглядели сегодня еще менее правдоподобно, чем раньше. А версия об атаке ДС-6 другим самолетом ныне представляется вполне реальной.

Надежный источник из информационной сети генсека сообщал в 1961 году, что Чомбе готовит покушение на лидера ООН. Катангские мятежники располагали предварительной информацией о времени прилета Хаммаршельда в Ндолу. За 15 минут до него Чомбе покинул аэродром. На авиабазах Катанги имелись боевые самолеты, которые могли барражировать в небе над Ндолой, легко обнаружить в ночном небе сигнальные огни огромного ДС-6 и атаковать его ракетами.

Следы нападения было нетрудно устранить тем, кто устроил встречу в Ндоле, не принял мер для обеспечения безопасности генсека, не развернул поиски пропавшего самолета и вел расследование, запугивая свидетелей и «теряя» обломки «Альбертины». Они отстаивали «свою Африку»…

(Полюхов А. Последний полет Хаммаршельда. // Новое время. 1991. № 18)

Мы все хорошо помним, как это произошло.

Очень заезженные кадры: синий президентский «Линкольн» с открытым верхом, мотоциклисты в шлемах, сухой речитатив выстрелов, крик Жаклин: «Нет, нет, Джек!», мелькание ее локтей и розовой шапочки, тренированный прыжок охранника на багажник… Все это как будто в другом веке, а помнишь, словно видел вчера.

«В ту пятницу я с утра работал в своей нью-йоркской студии. — Рассказывает личный фотограф Кеннеди. — Для рекламы снимал какой-то «Фольксваген» с немецкими овчарками. Это дурацкое занятие меня измотало. Что может быть ужаснее — снимать псов в студии? Они хотят есть, они хотят на улицу, они виляют своими хвостами и портят кадр. В общем, тоска. Усталый и злой, я вышел пройтись.

Не было людей, не было машин. В лавке, где я покупал газеты, не было продавца. Вдруг слышу за спиной обрывок разговора — стреляли в президента. Мчусь домой, чтобы включить телевизор, узнать новости. Но уже в подъезде по лицу плачущего привратника понимаю — президент мертв. В тот же вечер я выехал в Вашингтон. Все воскресенье и понедельник, два дня напролет, я снимал его похороны. Но никогда ничего из той съемки не публиковал. Я решил для себя — никаких процессий, мрачных лиц, Арлингтонского кладбища. Пусть на моих фотографиях президент будет живым».

Мой собеседник — неулыбчивый господин невысокого роста с грустными, внимательными глазами. Он посасывает погасшую трубку и медленно, с каким-то усталым безразличием отвечает на мои вопросы. Вначале мы говорим о нем самом. Его зовут Жак Лоу. Ему пятьдесят девять лет. Живет в Нью-Йорке. Считается асом фотожурналистики и одним из лучших портретистов Америки. Прославился в начале 60-х как первый официальный фотограф президента Кеннеди. Бессчетное количество публикаций в лучших иллюстрированных журналах мира, 12 фотоальбомов, персональные выставки на всех континентах. Последняя по счету — у нас в Москве, в Фотоцентре на Гоголевском бульваре.