Н Глобус - Заговоры и покушения

«Ленинградский туберкулезный научный институт

Заведующий лабораторией

1 сентября 1928 года

Уважаемый товарищ Орджоникидзе!

Имею Вам сообщить следующее.

1. Гистологическое исследование (более подробное) убитой в Кисловодске свинки ничего нового не дало — никаких указаний на вирус нет.

2. Из 12 имевшихся у меня свинок две я (…) отправил в Тифлис (…) Остальные находятся у меня, все они прибавляют в весе (…)

С приветом уважающий Вас

С. Щедровский»

Щедровский, сам того не ведая, разоблачил преступный сговор: туберкулеза у Серго не было. Ленинградский ученый спасал Серго от смерти. Мало того, Орджоникидзе теперь мог заявить, что врачи занимаются подлинным вредительством. Однако беда состояла в том, что ответа Щедровского Серго не получил: кисловодские врачи заключение ленинградских врачей скрыли и продолжали настаивать на немедленной операции.

Письмо в Ленинград нарком отправил тайком. Известно одно: оно было перехвачено, отослано в Москву, в Лечсанупр, и приобщено к связке бумаг «о состоянии здоровья тов. Орджоникидзе».

Товарищ Серго остался безоружен, но одержал первую победу: не позволил кисловодским врачам уложить себя на операционный стол.

Дело начало приобретать скандальный характер. Долгое отсутствие Орджоникидзе было замечено в стране и за рубежом. Наркому разрешили вернуться в Москву. Он приступил к работе.

Однако Сталин не думал отступать от задуманного. Он продолжал настаивать (через Ярославского) на немедленном удалении левой почки. Тут к Орджоникидзе снова пришла помощь: за него заступились московские врачи. На очередное требование произвести операцию они ответили вежливым, но дружным отказом.

«Заключение о состоянии здоровья т. Орджоникидзе. 8 января 1929 года.

Последние лабораторные исследования, строго и научно поставленные с экспериментальными наблюдениями над морскими свинками, не дают права с уверенностью говорить об отсутствии туберкулезного процесса в правой почке.

С другой стороны, клиническое течение болезни у т. Орджоникидзе и целый ряд соображений, связанных с изучением различных анализов, дают право говорить о благоприятном течении основного туберкулезного процесса, о достаточной способности организма бороться с этой хронической инфекцией.

Оба эти положения заставляют отказаться для данного момента от оперативного вмешательства.

В начале марта должны быть повторены исследования для определения функции правой почки.

Профессора Федоров, Розанов, Фронштейн, Бурмин, д-р Левин, проф. Лежнев, д-р Металликов».

Любопытно, что документ подписал и начальник Лечсанупра Михаил Металликов. Письмо отразило борьбу двух групп врачей: как мы помним, первый консилиум с участием московских медиков отметил увеличение правой почки, о том, что будто бы больная левая, «по рекомендации ЦК», заявляли кисловодские врачи, но московская профессура кисловодской «диагноз» не приняла.

Кремлевские врачи сражались не только за наркома, но и за себя. Их не устраивала роль, которую им собирался отвести Сталин.

Ни Молотов, ни Ярославский не спешили докладывать, что врачи не желают удалять здоровую почку. Быть может, оба надеялись, что вождь за множеством дел забудет об этом своем приказании.

Но Сталин не забыл, поинтересовался. Пришлось показать ему заключение врачей. Сталин разразился угрозами и проклятиями. Девять врачей подверглись устрашающей психологической обработке. Только после этого смог появиться на свет еще один документ.

«Тов. Семушкину, РКИ-ЦКК

14.11.1929 г. в 11 часов 30 минут утра произведена, согласно постановлению ряда консилиумов, операция т. Орджоникидзе по поводу туберкулезного заболевания левой почки. Операция заключалась в удалении левой почки. Удаление почки протекло благополучно. Найденные в ней туберкулезные изменения подтвердили диагноз и необходимость произведенной операции.

Федоров, Фронштейн, Розанов, Вейсборд, Бурмин, Левин, Очкин, Максимович, Металликов».

Непосвященному человеку могло показаться, что врачи совершили выдающийся подвиг. На самом деле они обманом и силой вырезали у еще могучего сорокатрехлетнего мужчины здоровый орган, чтобы он на^ал медленно умирать. В этом отказался участвовать только профессор Лежнев: под «производственным рапортом» нет его подписи.

Что медики всерьез опасались за свою судьбу, свидетельствовала и перемена адресата. О состоявшейся операции они доложили не Ярославскому, которого теперь, скорей всего, ненавидели и боялись, а Семушкину — личному секретарю Орджоникидзе, чтобы он сообщил кому положено.

След изничтожающей нравственной обработки заметен и в том, что профессора даже приличия ради не попытались сослаться на какие-нибудь изменения обстоятельства — ухудшение состояния, дурные анализы и тому подобное.

(Камов. Б. Партийное поручение: зарезать наркома // Совершенно секретно. 1992. Хе 11)

Операция была произведена блестяще — Орджоникидзе становилось все хуже. Чтобы спасти его — требовалось разрешение Сталина. Тогда еще оставались в живых и на свободе отважные люди. Одним из них был Илья Венедиктович Цивцивадзе. Он учился, как и Сталин, в духовной семинарии, был исключен за революционную деятельность, организовал подпольные типографии в Батуми и Тифлисе, вместе с Камо создал боевые дружины в Закавказье. В 20-е годы Цивцивадзе заведовал московским коммунхозом…

После консультации с понимающими людьми Цивцивадзе направил вождю простодушно-бесстрашное письмо.

«19 ноября 1930 года.

Дорогой товарищ Сталин! Я считаю необходимым сообщить тебе о следующем.

Не так давно тов. Серго, по его желанию, осматривал доктор Казаков, о методах лечения которого… я тебе писал несколько месяцев тому назад.

Насколько я его понял, состояние здоровья Серго ему представляется достаточно серьезным. Он считает, что помимо почечных явлений у него имеется чрезвычайно сильное расстройство обмена веществ. Но особенное внимание он обращает на плохую работу печени, которая внезапно может изменить состояние и без того больной почки.

Лечащие врачи… по его, Казакова, мнению, «усыпляют только его (Орджоникидзе) бдительность».

Свое мнение о болезни тов. Серго… ему (Казакову) пришлось более подробно изложить… на консилиуме врачей (Розанов, Федоров, Фрамгольц)… Однако весь консилиум свелся к тому, что доктор Левин уговаривал Казакова не настаивать на лечении тов. Серго его методами, т. к. мол, он… чувствует себя хорошо и никаких жалоб не заявляет.

В заключение Казаков сказал так: «Эти профессора больше заботятся о себе и своей безопасности, чем о состоянии больного».