Николай Непомнящий - Люди и динозавры

Очевидные корреляции славянской и дальневосточных традиций заставляют подозревать наличие между ними вполне определенных связей или, что более вероятно, существование объективного явления одного и того же порядка, одинаковым образом повлиявшего на их формирование. В качестве такого явления могли выступать совершенно конкретные реликтовые чудовища, с которыми приходилось иметь дело населению столь отдаленных друг от друга районов евразийского континента.

Ящер на новгородских гуслях позволяет надежно связать воедино ритуальную игру на берегу Ильмень-озера и задержку корабля Садка морским царем за многолетнюю неуплату дани. Ящер, «залегающий путь», требует человеческой жертвы («Не пошлины Поддонный царь требует, А требует он голову человеческу»), и Садку по жребию приходится опуститься на дно морское.

Заметим, что мотив «залегания дороги» чудовищем (Волкодир, Соловей-разбойник, Змей) и последующей ее расчистки героем — распространенный сюжет русских былин и волшебных сказок. Важно, что залегание дороги в этой ситуации воспринимается как некое глобальное событие, затрагивающее мироосновы. Само понятие «залегания» наталкивает на мысль о том, что социуму преграждается какой-то важнейший «канал связи»: в одной из русских былин залегание дороги лишает людей хлебных запасов. В сказке никакой активной угрозы от чудовища, залегшего на дороге, нет, но, тем не менее, сама ситуация оказывается опасной, и герой отправляется этот «канал связи» чистить.

Рыбаков предполагает, что в XIII–XIV вв. различные фольклорные материалы, связанные с языческими представлениями о подводных силах, были сведены в стройную поэму, в которой языческие силы помогают герою-гусляру и делают его богатым купцом, требуя взамен услуг и жертв. Возврат героя из подводного царства к его обычной жизни в городе происходит при помощи святого Николы, которому Садко строит церковь-однодневку за свое избавление со дна морского. Вмешательство святого Николая и последующее построение посвященной ему церкви упорно повторяется во всех вариантах былины.

Реальным прототипом былинной церкви-однодневки послужила церковь, поставленная в X–XI вв. на месте уничтоженного в 989 г. «святилища трех богов» на Перыни. Согласно анализу следов, обнаруженных Седовым во время новгородской археологической экспедиции 1952 г., она представляла собой «легкую постройку», соответствующую церкви-обыденке, упоминаемой в былинах о Садке: «Построил он церковь обыденную». Такие церкви-однодневки строились в одни сутки «всем миром» в случае мора, падежа скота или по обещанию в благодарность за спасение. Ориентация церкви по азимуту соответствует 6 декабря (праздник «Николы зимнего») и позволяет сделать вывод, что она была посвящена не Илье-пророку, традиционно замещавшему языческого Перуна-громовержца, а святому Николаю, столь настойчиво фигурирующему в былинах о Садке.

Ключом ко всему перечисленному комплексу былинных мотивов и археологических фактов служит малоизвестная этнографическая запись, извлеченная филологом, семиотиком и историком языка Б. А. Успенским. В ней содержится описание обряда «умилостивления Онежского озера», имитирующего принесение человеческой жертвы, но уже не языческому «Водянику», а христианскому Николе (он же «Никола Зимний», «Никола Мокрый», «Никола Морской»), почитаемому на Руси превыше других святых: «Каждый год накануне зимнего Николы пред всенощной из каждой рыбацкой семьи к известному месту собираются старики. На берегу ими делается человеческое чучело и в дырявой лодке отправляется в озеро, где, конечно, и тонет. Два-три старика поют песню, где просят Онего (озеро) взять чучело соломенное… И для большей вразумительности призывают имя Николы Морского».

Отсюда следует решающий вывод, что «Никола зимний», требующий человеческих жертв для озера, — прямой наследник архаичного «водяника», «Поддонного князя» или ящера, который «требует живой головы во сине-море».

Церковь святого Николая на Перыни и поставленная здесь же в 1221 г. каменная церковь Рождества Богородицы, содержащая прозрачный намек на скрытое преемство культа рожаниц, со всей очевидностью подтверждают, что архаические культы, связанные с наиболее важными персонажами языческого пантеона, продолжили видоизмененное существование в рамках христианской традиции.

Помимо былин о Садке, мотив жертвоприношения водному божеству отчетливо прослеживается в известном эпизоде принесения Стенькой Разиным в дар Волге плененной персидской княжны. Более завуалировано тот же самый мотив представлен в эпизоде с Ильей Муромцем, когда, отправляясь на богатырские подвиги, он опускает на прощание корочку хлеба в Оку: «за то, что кормила и поила его».

Вплоть до XX в. рыбаки, проплывающие мимо небольшого всхолмления между Ильменем и Волховом, бросали в воду деньги, как бы воскрешая древние жертвы «Поддонному царю». Отсюда, кстати, берет свое начало современный обычай бросать монеты в водоемы (реки, фонтаны и т. п.). Ярким примером сохранения такого обычая в современной Европе служит «Обряд обручения с морем» (итал. Sposalizio del Mare), который, согласно официальной версии, символизировал морское господство Венецианской республики.

По дошедшим до нас сведениям церемония «Обряда обручения с морем» была установлена после 1000 г., якобы в ознаменование завоевания Далмации дожем Пьетро II Орсеоло (961–1009), и привязывалась к Празднику Вознесения — дню, когда дож отправился в экспедицию.

Первоначально обряд состоял из обращения к морю. В молитве содержалась просьба, чтобы море было благосклонно к венецианцам. При этом дож и свита окроплялись святой водой, а оставшаяся вода выливалась в море. В XII веке произошло существенное видоизменение ритуала — вместо умиротворяющего и искупительного он становится свадебным. Опять-таки, по официальной версии, в 1177 г. папа Александр III (1105–1181) за услуги, предоставленные Венецией в борьбе против императора Фридриха Барбароссы, впервые обручил дожа и море. В процессе совершения обряда папа якобы снял кольцо с пальца дожа и предложил кинуть его в море. После этого каждый год дож бросал освященный золотой перстень в море, и словами «Desponsamus te, mare» («Мы женимся на Вас, Море») объявлял, что Венеция и море являются нераздельным целым.

Церемония начиналась на площади св. Марка, после чего дож на официальной церемониальной галере Бучинторо (венец. buzino d’oro — золотая барка) в составе торжественной процессии лодок двигался к форту Сан-Андреа вблизи острова Лидо, где бросал перстень в море. На обратном пути дож останавливался на церковную службу в церкви святого Николая Чудотворца, расположенной на острове Лидо (Chiesa di San Nicolo del Lido), известного в Средневековье как остров св. Николая. В этой форме церемониал соблюдался вплоть до упразднения Венецианской республики (а вместе с ней и титула дожа) в 1797 г., связанного с вторжением армии Наполеона Бонапарта.