Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Александр I направил также ноту протеста в адрес сейма Германской империи в Регенсбурге. «Его Императорское Величество... убежден в том, что Имперский сейм так же, как и глава империи, отдавая должное его заботам, столь же бескорыстным, сколь и безусловно необходимым, незамедлительно присоединятся к нему и, не колеблясь, заявят французскому правительству свой справедливый протест с тем, чтобы побудить его согласиться на все меры и демарши, которые оно должно будет предпринять для удовлетворения оскорбленного достоинства Германской империи и для обеспечения ее будущей безопасности» 3.

Когда этот документ был зачитан на заседании сейма, Баденский электор предложил не тратить время на посторонние дела и заняться рассмотрением текущих вопросов. Что и было сделано.

Нетрудно предположить, что царь был задет этой черной немецкой неблагодарностью, но все же мнение германских князей не играло определяющей политической роли. Куда более важной была позиция Австрии. Во-первых, из всех держав, к которым обратился Александр, она была самой мощной, во-вторых, здесь при дворе были сильны антифранцузские настроения и были живы идеи реванша за поражение в предыдущих войнах, наконец, русская армия просто физически не могла вступить в боевое соприкосновение с французами, не пройдя по территории Габсбургской монархии. Как уже отмечалось, настоятельные требования вступить с Россией в союз и даже конкретные предложения по поводу плана военных действий Венский двор получил уже в конце 1803 г., задолго до казни герцога. С тех пор царь нетерпеливо ожидал ответа.

Долгожданное письмо, собственноручно написанное императором Австрии Францем II, пришло в Петербург 22 апреля (4 мая) 1804 г. как раз в тот момент, когда высший свет только и делал, что обсуждал историю герцога Энгиенского. В своем пространном послании Франц II, как могло показаться на первый взгляд, полностью соглашался с Александром. Он говорил о том, что разделяет мнение царя по вопросам европейской политики, что готов выставить 200-тысячную армию для борьбы с французами и даже любезно обещал в случае успеха захватывать не слишком много земель в Италии. Однако в его письме было небольшое «но», которое полностью перечеркивало все идеи Александра. Дело в том, что австрийский император был готов на оборонительный союз. В его письме была фраза: «Я оставляю за собой возможность согласовать с Вашим Императорским Величеством в соответствии с требованием обстоятельств те случаи, когда потребуется использование наших общих сил ввиду неясности по поводу намерений, возможных воюющих сторон в общем и французского правительства в частности, а также степени опасности, которая может возникнуть в случае их реализации» 4.

Иначе говоря, австрийцы не видели в настоящий момент ни действительной опасности, ни необходимости воевать с Наполеоном. Они были, конечно, очень рады тому, что в случае угрозы со стороны Франции они получат поддержку России, но только в этом случае. Никакого бурного желания устремиться в схватку у них не было. Страна была истощена предыдущими войнами, государственный дефицит достиг огромной суммы — 27 млн. флоринов. Самый выдающийся австрийский государственный деятель и полководец того времени эрцгерцог Карл, младший брат императора, говорил о том, что его страна отстала от Европы на целый век, что пассивность властей «такая, что можно изумиться», а развал администрации «полный».

«Финансовое состояние Австрии — ужасающее, — писал эрцгерцог Карл. — Невозможно даже в мирное время сбалансировать расходы и доходы. Понадобится, по крайней мере, 20 миллионов флоринов, чтобы перевести армию на военное положение, 33 миллиона в год, чтобы ее содержать и 150 миллионов в год, чтобы вести войну. Война приведет к немедленному банкротству... У нас будут, конечно, английские субсидии, но не следует преувеличивать их значимость... Они представляют лишь малую часть расходов (37 миллионов флоринов). Англичане еще и вычтут из этого долги, которые были сделаны ранее Австрией. И начислят проценты перед окончательным расчетом... Поэтому нужно любой ценой избежать войны, к тому же ее невозможно начать без союзников. Но кто же будут эти союзники? Можно надеяться только на русских... Контингент, который они обещают, недостаточен, чтобы Австрия могла бороться наравне с противником. И можем ли мы быть уверены, что завтра под каким-нибудь предлогом, например, разлад между командующими, они откажут нам в помощи? Наконец, даже если они с самым большим усердием будут поддерживать Австрию, все равно она примет на себя первый удар французов. Быть может, они даже вступят в нашу столицу до прибытия русских на Дунай» 5.

Правда, эрцгерцог Карл считал, что рано или поздно войны с Францией не избежать. «Однако ее нужно отдалить настолько, насколько это будет возможно, — писал эрцгерцог, — и каждый год мира даст новых солдат и новые флорины австрийскому правительству» 6.

Этого-то как раз и не мог стерпеть Александр. Он хотел войны сейчас, немедленно, а австрийская осторожность выводила его из терпения. Выражавший мнение царя фактический министр иностранных дел Чарторыйский немедленно по получении ответа из Вены встретил посла Австрии графа Стадиона и буквально отчитал перепуганного посланника за письмо его императора. «Проект, выраженный в письме, это всего лишь видимость союза... от такого союза не будет никакого толка, ибо случай, при котором он вступит в силу, никак не обозначен» 7, — заявил Чарторыйский. Посол оправдывался как мог, пытаясь доказать самую горячую дружбу и привязанность Австрии Петербургскому двору. Тогда Чарторыйский вдруг ошарашил его невиданной просьбой — он предложил послу вместе с ним откорректировать письмо императора Франца, исправив те статьи, которые не соответствовали взглядам на союз Чарторыйского и Александра I. Можно себе представить, как вытаращил глаза австрийский посол, который хотя и был ярым сторонником сближения с Россией, но и в мыслях не мог вообразить, как он будет править написанное рукой его повелителя послание!

Не горел желанием вступать в войну с французами и прусский король. Он также ответил на предложение Александра уклончивым ответом. Что касается Мадрида, здесь вообще смотрели в другую сторону. Фаворит королевы дон Годой, фактически заправлявший делами королевства, ответил на известие о гибели герцога Энгиенского ироничной фразой: «Когда есть дурная кровь, от нее надо отделаться».

Но самый жесткий ответ, самые страшные слова для Александра раздались из Парижа. В ответ на ноту, представленную 12 мая поверенному в делах Петром Убри, Бонапарт взорвался. Своему министру иностранных дел он написал: «Объясните им хорошенько, что я не хочу войны, но я никого не боюсь. И если рождение империи должно стать таким же славным, как колыбель революции, его отметит новая победа над врагами Франции» 8. По поручению Первого консула Талейран написал, обращаясь к русскому правительству: «Жалоба, которую она (Россия) предъявляет сегодня, заставляет спросить, если бы когда Англия замышляла убийство Павла I, удалось бы узнать, что заговорщики находятся в одном лье от границы, неужели не поспешили бы их арестовать?» 9