Олег Соколов - Армия Наполеона

Морозы, голод, казаки, партизаны сломили не армию Наполеона. Все это - люди и стихии - било прежде всего толпу спасающих пожитки и собственную шкуру, чаще всего безоружных, «одиночек». А эта толпа, как гангрена, постепенно охватывала все новые и новые части войска. Начальник штаба 3-го корпуса Жомини вспоминал, что солдаты всех наций, «перемешавшись между собой, шли толпой в 30-40 тысяч человек. Эта толпа никому не подчинялась и думала только о том, как бы добыть средства, чтобы не умереть от холода и голода. Всякий, кто вследствие холода или усталости отставал от части, попадал в эту дезорганизованную массу. Она увеличивалась с каждым переходом и, в конце концов, надо в этом сознаться, постепенно втянула в себя всю армию...» 122Именно поэтому, когда к «главным силам» присоединялись еще не затронутые разложением войска, они растворялись в этом хаосе почти мгновенно. Удино и Виктор героически сражались при Березине (см. главу XII), потому что... они не шли в главной армии! «Так как наши солдаты не входили ни в какие сношения с теми, которые возвращались из Москвы, не имели ни малейшего представления о беспорядке, царившем среди этих несчастных, нравственный дух корпуса Удино был очень высок...» 123-вспоминал Марбо, командовавший тогда полком во 2-м корпусе. Впрочем, не пройдет и одного-двух дней, как попавшие под влияние «гангренозной массы» эти корпуса тоже утратят свое единство и организованность, тем более что в это время действительно ударят суровые морозы. Все, кто присоединялся на различных этапах отступления к главной армии, абсолютно единодушны - их солдаты были шокированы, увидев дикую, никому не подчиняющуюся орду, от этого зрелища их собственный дух падал, и в скором времени они растворялись в толпе... и гибли вместе с ней.

Как неузнаваемо изменились французские солдаты! «Люди дрались за кусок хлеба. Если кто-нибудь, замерзая от холода, подходил к костру, то солдаты, знавшие его, без всякой жалости прогоняли его прочь. Если кто- нибудь, изнемогая от жажды, просил солдата, несшего полное ведро воды, дать хоть несколько капель, то он резко отказывал. Часто можно было слышать, как люди, бывшие, несмотря на разницу положения, до сих пор друзьями, теперь ссорились из-за пучка соломы или из-за куска конины, который они вырезали для себя. Этот поход был тем более страшен, что совершенно исказил наши характеры, и у нас появились пороки, чуждые нам до сих пор. Люди, бывшие до этого времени честными, чувствительными и великодушными, сделались теперь эгоистами, скупыми, ростовщиками и злыми» 124.

Таким образом, выходит, что первопричиной катастрофы Великой Армии во время ее отступления был московский пожар, который, заразив армию стяжательством, подорвал ее дух. Враг внутренний, проникший в души солдат, оказался более сильным, чем неприятель и стихии, которые били по уже морально подкошенным людям. С каждым днем число таковых увеличивалось больше, а воля к борьбе постепенно сходила на нет.

Вышедшие живыми из этого страшного отступления были не только на грани физического изнеможения - они были сломлены духовно. В донесении военному министру от 24 января 1813 г. майор Бальтазар, посмотревший на этих людей, писал: «Трудно даже передать картину того состояния, в котором находятся остатки армии... Ужас и продолжительные страдания, которые вынесли эти люди, словно изменили их природу. В них не осталось ничего военного. Они пребывают в состоянии вечного недовольства, у них отсутствует военная субординация, и, сверх того, они панически боятся врага...» 125«Я поклялся больше не вспоминать о печальных событиях, покрывших трауром нашу страну, - записал в своем дневнике 15 марта 1813 г. Фантен дез Одоар, который прошел весь путь отступления из России, — но я ничего не могу с собой поделать. Они вновь и вновь приходят мне на ум. Днем я погружаюсь в черные мысли, ночью меня мучают кошмары. Напрасно я стараюсь отвлечься чем-либо, перед моими глазами снова и снова встает океан льда, который поглотил нашу армию и столько славы!» 126

Наступила весна 1813 г., и вместе с солнцем и таянием снегов для Великой Армии, казалось, снова начались великие дни. Как мы уже отмечали, невероятными усилиями Наполеону удалось в кратчайшие сроки набрать новую армию, обмундировать, вооружить, поставить в строй тысячи и тысячи новых солдат, подобрать командные кадры, создать гигантскую материальную часть.

В армии, особенно после первых побед Императора, снова возродится боевой дух, снова, как и до этого, солдаты будут драться с порывом и отвагой, снова вернется товарищеская взаимопомощь и французская веселость. «В течение этой кампании полки будут соперничать в пыле, отваге и преданности, новобранцы, ведомые молодыми солдатами, отслужившими шесть месяцев, с патронами в карманах будут сражаться со всей возможной доблестью и достойно поддержат репутацию старых частей» 127.

Свидетельства французских источников полностью подтверждают как друзья, так и противники. «Ты не можешь вообразить, с какой отвагой сражаются эти французские мальчишки шестнадцати-семнадцати лет, - писал 17 сентября 1813 г. на родину один из датских офицеров. - Едва они завидят врага, как их охватывает ярость и бешеный порыв. У них мало физических сил, но у них есть неукротимая отвага» 128. Интересно, что почти в тех же выражениях рассказывал о наполеоновских солдатах 1813 г. и русский офицер, артиллерист Н. Радожицкий: «Молодые воины Наполеона, невзирая на их юность, дрались отчаянно и, будучи ободрены нашим отступлением, лезли вперед как бешеные... Смотря на пленных французов, отважных мальчиков, нельзя было не досадовать на то, что мы, старики, от них уходили, но их одушевлял гений Наполеона, который умел из юношей создавать новых героев Франции...» 129

Однако катастрофа в России сильно повлияла на моральное состояние армии Наполеона. Часто пишут о том, что молодые солдаты 1813 г. были уже не те, что солдаты Аустерлица и даже Ваграма, что, несмотря на отвагу, им не хватало стойкости, выносливости, умения переносить тяжелые марши, непогоду и голод. Это, конечно, так, но ведь и у неприятеля в строю было немало новобранцев, взять хотя бы пруссаков с их массовым ландвером, иначе говоря, ополчением, только что поставленным под ружье. Не менее, а может быть, более, на результате кампании скажется состояние духа высшего командования, изменившееся после войны 1812 г. Исчезла та спокойная уверенность в своих силах, то «полнокровное чувство победы», которое передавалось от маршала до младшего офицера и простого солдата, делая их непобедимыми. Отныне генералы знают, что поражение и, более того, катастрофа возможны. Они становятся более осторожными, у них пропадает отчаянная, порой бесшабашная самоуверенность, которая иногда приводила к промахам, зато столь часто приносила фантастические успехи. У некоторых осторожность переходит в неуверенность, а то и просто в робость. Разумеется, что те, у кого появлялось это чувство, искали ответственных, чтобы оправдаться перед другими и собой за собственную слабость, поэтому резко критиковали все действия вышестоящих лиц, а прежде всего Императора. «Наши генералы устали, - вспоминает Куанье о настроениях в среде высшего командования после битвы под Дрезденом. Я слышал в генеральном штабе чудовищные речи. Были и те, кто кощунственно говорил об Императоре: "Этот... нас всех погубит". Услышав это, я был потрясен, и я сказал себе: "Мы погибли..."» 130. Интересно, что почти в тот же день, когда, по всей видимости, Куанье слышал подобные разговоры, Наполеон в письме герцогу Бассано, министру иностранных дел, писал: «Что плохо - это отсутствие веры в себя у генералов: силы врага им кажутся гигантскими везде, там, где меня нет с ними...» 131