Льюис Мамфорд - Миф машины

Становление человеческой личности — проблема далеко не новая. Человеку пришлось учиться человечности точно так же, как ему пришлось учиться речи; и прыжок из животного состояния в людское — определенный, но постепенный и не поддающийся датировке (а возможно, еще и не завершившийся), — произошел благодаря непрерывным стремлениям человека придавать себе все новые и новые формы. Ибо с тех пор, пока он не обрел четко обозначенной личности, он еще не стал человеком, хотя уже и перестал быть животным. Такое самопреображение было, я полагаю, первой миссией человеческой культуры. Любое культурное достижение (в сущности, пусть и не по намерению) является попыткой переделать человеческую личность. Там, где природа перестала формировать человека, он со всей отвагой невежества взялся перекраивать себя сам.

Если прав Джулиан Хаксли, то большинство физиологических и анатомических возможностей органической жизни истощились уже около двух миллионов лет назад: «размер, сила, скорость, сенсорная и мускульная активность, химические соединения, регулирование температуры и все прочее», а вдобавок еще и почти бесконечное число изменений, малых и больших, были уже испробованы в области цвета, фактуры и формы. С точки зрения чистой органики уже едва ли возможны были радикальные инновации, которые имели бы практический смысл или важность, хотя все-таки происходили многие усовершенствования — как, например, постоянный рост и развитие нервной системы у приматов. Человек открывал новую возможность эволюции, начав проводить опыты с самим собой: задолго до того, как он дерзнул покорять свое физическое окружение, он уже стремился преобразовать себя самого.

Этот подвиг самопреображения сопровождался и некоторыми переменами в строении тела, как свидетельствуют найденные фрагменты скелетов: однако культурная проекция человеческих «я» происходила гораздо быстрее, поскольку в период своего удлинившегося биологического детства человек находился в том пластичном, податливом состоянии, которое побуждало его всячески экспериментировать со всеми возможными органами своего тела, уже не думая об их сугубо функциональном предназначении, а изобретая для них новые цели — как для инструментов своего дотошного ума. Чрезвычайно суровые упражнения индуистской йоги, которая предусматривает сознательное контролирование дыхания, сердцебиения, деятельности мочевого пузыря и прямой кишки, нацеленное на высшее умственное сосредоточение, — это лишь доведенные до крайней степени первоначальные попытки человека или взять под контроль свои телесные органы, или найти им иное применение, помимо чисто физиологического.

Наверное, человека можно даже определить как существо, никогда не пребывающее в природном состоянии, ибо как только он становится опознаваем как человек, он уже оказывается в культурном состоянии. Редкими исключениями являются «одичавшие дети», уцелевшие лишь благодаря жалости животных: они не только не умели ходить прямо и разговаривать, но и по характеру больше напоминали тех животных, среди которых выросли, чем людей. Как правило, их так и не удавалось до конца очеловечить.

На протяжении минувшего столетия делалось множество попыток определить особенность человеческой природы, но мне еще не встречалось более удачной характеристики, чем та, которую дал человеку гуманист эпохи Возрождения Пико делла Мирандола, хотя он и сформулировал ее, используя ныне непривычный язык теологии.

«Тогда, — писал Пико, — согласился Бог с тем, что человек — творение неопределенной природы, и, поставив его в центре мира, обратился к нему: «Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и своему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центр мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, "божественные"» [5] Пико делла Мирандола, «Речь о достоинстве человека». Перевод Л. Брагиной. — В кн.: Эстетика Ренессанса. Т. 1. М., «Искусство», 1981, с. 249. . И на каждой ступени своего развития человек снова становился перед этим выбором.

Исследования человеческой психики на протяжении последнего полувека наводят на мысль о необходимости более глубокого, но вместе с тем и более смелого истолкования ранних стадий развития человечества, чем все предпринятые до сих пор. Прежде всего следует усомниться в том, что любая деятельность человека объясняется его физическими потребностями. Разумеется, первобытный человек не оставался без дела, иначе он бы умер с голоду; однако существует достаточно свидетельств (появились они по меньшей мере пятьдесят тысяч лет назад), указывающих на то, что человека интересовали не только насущные заботы. Быть может, ум его порой был занят весьма необычными вещами? Ведь он — единственное существо, чью внешнюю деятельность, как мы снова начинаем понимать, невозможно целиком объяснить, не учитывая наиболее специфического рода внутренней деятельности — сновидения.

До того, как человек вышел из области бессознательного, он, скорее всего, являл собой картину столь же жалкую и бессмысленную, какую сегодня можно наблюдать разве что на примере клинических идиотов, так как он был лишен символических инструментов сознания — образов и слов. Я полагаю, мы не зайдем слишком далеко, если представим себе этого проточеловека как создание, одержимое и мучимое сновидениями, с трудом отличающее образы тьмы и сна от образов яви, подверженное коварным галлюцинациям, беспорядочным воспоминаниям, безотчетным импульсам; впрочем, вполне возможно, что порой посещали его и приятные образы, предвещавшие удовольствия в будущем).

Сейчас, когда перечисляют те черты, что отчетливо отличают человека от всех прочих животных, — в то же время отвлекаясь от привычного стереотипа современного человека, которому нравится воображать себя просто разумным и самоуверенным существом, — как правило, оставляют без внимания область человеческих сновидений как не поддающуюся рациональному осмыслению — главным образом потому, что наиболее значительные ее аспекты лежат вне пределов непосредственного научного наблюдения. Слово «сновидение» ни разу не встречается в указателе к трехтомному отчету (в остальном превосходному) о симпозиуме по вопросам биологической и человеческой эволюции. Это считается странным курьезом даже среди ученых, которые по-прежнему не желают признавать методологически недозволенные откровения из области человеческого поведения, сделанные благодаря психоанализу. Ибо строго физиологические наблюдения за мозгом, проводимые в соответствии с ортодоксальнейшими научными предписаниями, указывают на то, что мозг остается в состоянии тлеющей активности даже тогда, когда все тело человека пребывает в полном покое; а ритмичные электрические колебания, сопровождающие сон, по-видимому, говорят о присутствии сновидений, даже если потом их не удается припомнить.