Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Смерть Довмонта внесла достаточно серьезные изменения в политическую жизнь Пскова, что вызвало коррективы и во взаимоотношениях с Новгородом. К сожалению, столь интересный период псковской истории, каким являлись первые два десятилетия XIV в., оказался мало освещенным на страницах как новгородского, так и псковского летописания. Подробные летописные записи, на основании которых можно судить о характере отношений между Новгородом и Псковом, начинаются лишь с событий 1320/ 1321 гг. Учитывая малочисленность и краткость псковских известий на страницах летописных памятников, считаем возможным привлекать другие письменные источники, пренебрегать сведениями которых ввиду их значимости не следует.

Со смертью Довмонта в 1299 г. Псков лишился яркого и сильного князя, который олицетворял суверенитет Псковский земли. Данное обстоятельство привело к некоторому ослаблению политической активности псковичей. Сложившейся ситуацией воспользовались Новгород и великокняжеская власть в лице Андрея Александровича Городецкого, усилившие свое влияние на Псков. Так позволяет судить содержание грамоты Новгорода к Михаилу Ярославичу Тверскому, которую в общих чертах можно датировать второй половиной первого десятилетия XIV в. Из ее текста следует, что в период великокняжения Андрея в Пскове «едъ хлебъ» князь Федор Михайлович [868]. Этот Федор Михайлович — белозерский князь начала XIV в. (как его идентифицировал В.Л. Янин) [869], о котором лишь известно, как отмечал А.В. Экземплярский, что он дважды был женат — в 1302 г. на дочери какого-то ордынца Велбласмыша, а в 1314 г. — на дочери Дмитрия Жидимирича, видимо, новгородского боярина [870]. Исследователи справедливо называли Федора Михайловича великокняжеским наместником и кормленщиком в Пскове [871].

Можно предположить, что появление князя Федора в Пскове — результат договоренности с Андреем Александровичем еще при жизни Довмонта. Вполне вероятно, что Довмонт стремился обеспечить себе преемника на княжеском столе Пскова под защитой великокняжеской власти. По всей видимости, Довмонт был бездетен. Литовский князь Давыдко, сидевший во Пскове в начале 20-х гг. XIV в., вряд ли был сыном Довмонта, как полагают некоторые исследователи [872], так как, если бы это было в действительности, то Давыдко стал бы псковским князем уже в 1299 г., даже будучи малолетним. Поэтому, не имея наследника, Довмонт передавал право назначения в Псков нового князя после своей смерти великому князю Андрею Александровичу. Предположение о существовании между Андреем и Довмонтом какой-то договоренности вполне допустимо, ибо контакты последнего с великокняжеским домом были достаточно тесными. Не случайно второй женой Довмонта являлась дочь Дмитрия Александровича. Кроме того, примечательно, что в 1299 г. после победы над немцами под Псковом, как явствует из Жития князя, Довмонт «вельневича изымавъ к великому князю Андрееви» [873], то есть отослал пленных немцев к Андрею Городецкому. Это — явное свидетельство тесных отношений Довмонта с великим князем. С.В. Белецкий без должных на то оснований предполагает наличие политической зависимости Довмонта от Андрея Александровича [874].

Из грамоты известно, что «городъ стольный Пльсковъ» дали Федору Михайловичу «князь великыи Андреи и вьсь Новгородъ» [875]. В.Л. Янин верно заключил, что полученное князем Федором кормление «находилось в совместной юрисдикции Новгорода и князя» [876]. Учитывая, что одновременно с Федором Белозерским в Новгороде кормился князь Борис Константинович, которому была передана Корела, полагаем, что наличие в Пскове после смерти Довмонта наместника означало усилие влияния на Псковскую землю не новгородской, а именно великокняжеской власти. Считаем, что Федор Белозерский был направлен в Псков Андреем Александровичем во второй половине 1299 г. или, по крайней мере, в 1300 г., то есть сразу же после кончины Довмонта. Это был самый удобный момент для великокняжеской власти, когда она могла попытаться восстановить свои позиции, утраченные с вокняжением Довмонта. Тот факт, что Федор Михайлович стал великокняжеским наместником, говорит об успехе политики Андрея Александровича.

Однако, по всей видимости, князь Федор не обладал выдающимися качествами своего знаменитого предшественника, что, конечно, подрывало авторитет великого князя в Пскове. Из уже цитированной грамоты известно, что «како пошла рать, и онъ (Федор. — А.В. ) отъехаль, городъ повьргя, а Новагорода и Пльскова поклона не послушалъ… Новгородьскую волость пусту положилъ, братию нашю (то есть псковичей. — А.В. ) испродалъ» [877]. Интересно, что столь же нелестных слов удостоился и новгородский наместник Борис Константинович, который «Корелу всю истерялъ и за немце загонилъ» [878]. Думаем, что «рать», которую не сумел отразить Федор Михайлович, это то же вторжение «немцев» на Корелу, упомянутое в связи с именем князя Бориса. В.Л. Янин справедливо предположил, что в грамоте говорится о просчетах великокняжеского наместника во время похода шведов в новгородские владения, предпринятом в 1300 г., когда они построили в устье Охты крепость Ландскрона, разрушенную новгородцами в следующем, 1301 г. [879] Очевидно, что действия Федора Белозерского вызвали возмущение у псковичей в том же 1300 г., хотя еще в прошлом веке И.Д. Беляев относил события, связанные с неудачными действиями князя Федора, к 1307 г., когда ливонские немцы напали на Псков [880], что представляется нам неверным ввиду ошибочной датировки И.Д. Беляевым грамоты, о чем речь пойдет чуть ниже. Вероятно, Федор Михайлович решил покинуть на время Псков и в 1302 г. оказался в Орде [881]. Когда он оттуда вернулся, и если вернулся, то в Псков или в Новгородскую землю, выяснить не представляется возможным [882]. В любом случае протест против действий Федора Михайловича и Бориса Константиновича, оформленный специальной грамотой, имел место уже после смерти Андрея Александровича, то есть после 1304 г., при великокняжении Михаила Ярославича Тверского, но не позднее 1307 г., так как документ скреплен печатью архиепископа Феоктиста, скончавшегося в 1307 г. [883]

Более точно определить время жалобы новгородцев и псковичей на Федора Михайловича и Бориса Константиновича представляется затруднительным, хотя В.Л. Янин предложил датировать грамоту промежутком между февралем 1305 г. и февралем 1307 г., когда новгородским посадником был Юрий Мишинич, упоминаемый в грамоте как Гюргя [884]. В.Л. Янин исходил в своих построениях из собственной гипотезы о ежегодной смене или переизбрании посадников, ставшей нормой после посадничьей реформы в Новгороде на рубеже XIII–XIV вв. [885]