Алексей Валеров - Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Согласно же известиям Вартберга, «после их (магистра и дерптского епископа — А.В. ) отступления, новгородцы послали гонцов посредниками для мирных переговоров, однако с вероломным намерением. Ни епископ, ни магистр не знали о посольстве, а между тем эти новгородцы, еще заранее снабженные оружием, тайно поспешили в Псков и намеревались освободить осажденных в этом замке русских» [1164]. Таким образом, из текста ливонской хроники следует, что новгородская помощь прибыла уже тогда, когда осада Изборска была снята.

Думается, что имеющиеся, на первый взгляд, противоречия в свидетельствах русских летописей и немецкой хроники могут быть достаточно легко объяснены. Из трех вариантов наиболее достоверным представляется сообщение ливонского хрониста. Вартбергу было бы намного удобнее объяснить поражение немецкого войска под Изборском совместными действиями псковичей и новгородцев, нежели успехом одного только изборского гарнизона, но он этого не сделал, что позволяет предполагать, что новгородцы несколько запоздали со своей помощью. Новгородские летописцы, как это нередко бывало в их отношении к псковичам, тенденциозно осветили события под Изборском, поставив главный акцент на роли новгородцев и тем самым выдвинув Новгород на первый план в деле обороны границ Северо-Западной Руси. Относительно позиции Псковской Второй и Псковской Третьей летописей необходимо заметить, что в условиях урегулирования новгородско-псковских взаимоотношений, наступившего в конце 60-х гг. XIV в., псковский летописец упомянул о новгородской помощи, хотя из летописного контекста очевидно, что она решающего значения в снятии осады Изборска не играла. Согласно Псковской Второй летописи, немцы лишь «слышавше» о подходе новгородцев, после чего ушли от города [1165]. В Псковской Третьей летописи говорится, что немцы «слышавше и видевше» [1166], но, как известно, текст Псковской Второй летописи более древний и содержит в основном первоначальные чтения.

О дальнейшем развитии событий в 1368 г. русские летописи не сообщают. Между тем подробности о продолжении военных действий содержатся в ливонской хронике Вартберга. Как явствует из его сведений, 8 сентября 1368 г. ливонцы совершили второй поход в Псковскую землю, разоряя в течение пяти дней территории около псковского пригорода Острова, а отряд дерптского епископа действовал в то же время под Изборском [1167]. В третий раз немецкая рать появилась уже под Велией, после 9 октября [1168]. По всей видимости, вторжения немцев осенью 1368 г., о которых рассказывает Вартберг, не имели решающего значения в ходе войны между Псковом и ливонско-дерптской коалицией, поэтому о них не сообщили ни псковские, ни, тем более, новгородские летописи.

Свидетельства о военных действиях в следующем, 1369 г., обнаруживаются в псковских летописях и хронике Германа Вартберга, причем эти источники во многом взаимодополняют друг друга. Из текста псковских летописей становится известно, что в 1369 г. (в 6878 ультрамартовском году по Псковской Второй) немецкая рать приходила к Пскову, стояла 3 дня, опустошая Запсковье, но «не оучинивше Пскову ничто же, отъидоша прочь от града» [1169]. Исходя из показаний Вартберга, немцы с февраля по сентябрь 1369 г. четырежды вторгались в пределы Псковской земли (в частности, подходили к Вороначу, Велье), разоряя псковские территории и уводя людей в плен [1170]. Если верить ливонскому хронисту, псковичи предпринимали ответные действия. Так, 31 марта они взяли Киремпе, а в ночь с 20 на 21 сентября разорили земли по Нарве [1171].

Относительно похода к Киримпе сведения Вартберга подтверждаются псковским текстом летописного происхождения. В выходной записи писца Марка Вечеровича сообщается, что «въ лето 6877 индикта въ 7 списаны быша книгы си къ святому Георгию по Пъскове месяца априря въ 27 память преподобнаго отца Василья епископа, того лета, что были псковици изгони посадъ оу Кирья Пигя» [1172]. Исследователь записи, Л.В. Столярова, отметив, что «указанный в записи 7-й индикт соответствует периоду с марта по август 6877 (1369) мартовского года» [1173], и сопоставив данное известие с сообщением Псковской Второй летописи о походе псковичей к Киримпе, помещенном под 6878 г., заключает, что «составитель Псковской Второй летописи использовал тут ультрамартовский стиль» [1174]. Общий вывод исследователя о том, что поход на Киримпе состоялся в период между 1 марта и 31 августа 1369 г., не вызывает сомнений. Однако полагаем неправомерным использование для подтверждения этого вывода ссылки на запись в Псковской Второй летописи под 6878 г. По нашему мнению, автор статьи 6878 г. в Псковской Второй летописи использовал мартовское летоисчисление, так как о походе на Киримпе рассказывается после описания осады псковско-новгородским войском Нового Городка, а о походе к Новому Городку Новгородские Первая и Четвертая летописи сообщают под 6878, мартовским, годом [1175]. Таким образом, поход к Киримпе, описанный в Псковской Второй летописи, состоялся в 1370 г. Следовательно, запись Марка Вечеровича упоминает о событиях предшествующего года, а именно о взятии Киримпе 31 марта 1369 г., о чем повествует Вартберг.

Кроме того, псковский писец говорит о том, что его работа была закончена 27 (должно быть — 26) апреля 1369 г. «при князи псковьскомъ при Борису, при посаднице при Левонтеи, при Костромя» [1176]. С учетом того, что между походом на Киримпе и завершением работы Марка Вечеровича прошло менее месяца, можно предполагать, что и сам поход состоялся при непосредственном участии указанных лиц. К сожалению, достоверно о них более ничего не известно. Возможно, тот же псковский посадник Леонтий (Костромя?) упоминается в Новгородской Первой и Новгородской Четвертой летописях под 6875 г. при описании начала псковско-ливонской войны [1177]. Псковский князь по имени Борис назван в писцовой записи 1313 г., но, по справедливому замечанию Л.В. Столяровой, «маловероятно, чтобы это было одно и то же лицо» [1178]. Около рубежа 60-х и 70-х гг. XIV в. в русских землях по источникам известны три князя с именем Борис. Это Борис Михайлович Кашинский [1179], Борис Константинович Суздальско-Нижегородский [1180] и Борис Андреевич Ростовский [1181]. Достоверно установить, какой именно из этих князей находился весной 1369 г. в Пскове, фактически не представляется возможным. Но в любом случае это не был Борис Константинович, чьи интересы главным образом были связаны с Суздальско-Нижегородским княжеством и который в 1369 г. находился в Городце [1182], а в 1370 г. участвовал в походе на Волжскую Болгарию [1183]. Если предполагать, что Борис Псковский — это либо Борис Михайлович, в конце жизни владевший кашинским уделом Тверского княжества, либо Борис Андреевич, то фигура последнего кажется более предпочтительной. Его отец Андрей Федорович в 70-е гг. XIV в. был, как отмечал А.В. Экземплярский, под рукой великого князя Московского [1184]. Вполне допустимо, что молодой Борис Андреевич (его отец родился в 1331 г.) был отправлен в качестве великокняжеского наместника в Псков и в 1369 г. участвовал в походе псковского войска на Киримпе.