Павел Щеголев - Первенцы русской свободы

Этой темы не мог касаться первый биограф А. С. Пушкина П. В. Анненков в изданных в начале 1855 года (то есть незадолго до смерти Николая I) «Материалах для биографии А. С. Пушкина», которые и составили первый том издания сочинений поэта. Но и в вышедшей в 1874 году, в целом блестящей работе того же автора «Пушкин в Александровскую эпоху», эта тема не получила своего достойного воплощения. Усиливавшийся политический консерватизм Анненкова в 70—80-е годы позволил ему объяснять декабристские связи и симпатии Пушкина как проявление в 20-е годы не столько стойких политических убеждений, сколько стремления выделиться из общей массы сверстников и тем самым заявить о себе [13] См.: Фридлендер Г. М. Первая биография Пушкина. — В кн.: Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М., 1984, с. 26. .

Русское пушкиноведение конца XIX — начала XX вв. находилось в том состоянии, когда, занимаясь преимущественно собиранием и осмыслением новых материалов, ещё не ставило перед собой задач обращения к кардинальным вопросам биографии или наследия поэта. Щёголев, выступавший со своими первыми пушкиноведческими работами, являлся, по существу, первооткрывателем новых исследовательских пластов, почувствовал необходимость обращения к Пушкину с новых позиций. Пушкиновед, блестяще владеющий специальным материалом, соединился в его лице с историком революционного движения, что, в свою очередь, и определило творческий поиск историка в направлении наиболее острых политических тем биографии Пушкина — «поэт и тайные общества», «Пушкин и верховная власть». Тончайшая интуиция исследователя, историка и литературоведа, позволила Щёголеву высказать в это время весьма существенные выводы и сделать наблюдения, определив тем самым перспективу дальнейших научных поисков.

Начало было положено в исследовании, посвящённом «первому декабристу» Владимиру Раевскому. Здесь Щёголевым впервые обоснованно вводится в научный оборот проблема взаимоотношения поэта с декабристами в период его южной ссылки, проблема идейной близости поэта и первых русских революционеров. В русской дореволюционной литературе нет поэта, который был бы более органично и неразрывно связан с историей освободительного движения в стране, чем Пушкин. Пушкин, по мнению исследователя, не был посвящён Раевским и его друзьями в дела тайного общества, но от него, жившего в Кишинёве в атмосфере политических разговоров, «не могло укрыться то идеалистическое возбуждение», которое и «привело Раевского к вступлению в тайное общество» [14] Щёголев П. Е. Декабристы. М.—Л., 1926, с. 34. . Пушкина тянуло к этим людям, и он, несомненно, догадывался о том, что его друзья принадлежат к тайному обществу. Анализируя степень влияния Раевского на Пушкина, Щёголев тонко подметил, что поэт по многим вопросам не соглашался со своим другом. Так, попытки Раевского «побудить Пушкина ввести русское содержание в поэзию» (понимая это в несколько узком смысле слова) встретили сопротивление поэта, ибо «в этой области Пушкин был мастером, понимавшим самобытное в литературе бесконечно глубже и проникновеннее» [15] Щёголев П. Е. Первый декабрист Владимир Раевский. Спб., 1905, с. 62. .

Велика роль Пушкина в судьбе Раевского, которого он предупредил 5 февраля 1822 года о готовящемся аресте, что дало последнему возможность уничтожить компрометирующие его документы, и особенно те, которые, попав в руки следственной комиссии, привели бы к раскрытию заговора, зреющего на юге. Был предотвращён разгром не только Кишинёвской и Тульчинской управ, но и всей организации декабристов.

Существенные наблюдения были сделаны Щёголевым и в работе «Зелёная лампа», исследующей ранний этап творческой и общественной деятельности А. С. Пушкина [16] Щёголев П. Е. «Зелёная лампа». — В кн.: Пушкин и его современники. Спб., 1908, вып. VII, с. 19—50; перепеч.: Щёголев П. Е. Пушкин. Очерки. Спб., 1912, с. 1—34 (цитируется нами по данному изданию). . Тонкий анализ, проведённый исследователем, позволил ему вполне обоснованно отвергнуть пущенную в своё время Бартеневым и Анненковым версию об «оргиастическом» и «эпикурейском» направлении данного кружка. Анализируя творчество Пушкина периода 1818—1820 годов, Щёголев приходит к выводу, что произведения поэта данного момента «с совершенной достоверностью… открывают, что политический характер, по меньшей мере, был далеко не чужд общению членов кружка» [17] Щёголев П. Е. Пушкин, с. 3. . Приведя слова поэта о том, что «ум высокий можно скрыть безумной шалости под лёгким покрывалом», Щёголев вполне справедливо замечает, что «это-то лёгкое покрывало безумной шалости до сих пор не сдёрнуто с разумного и вольнолюбивого кружка» [18] Там же, с. 4. Убедительным свидетельством является послание поэта В. В. Энгельгардту (июль 1819 г.): Приеду я В начале мрачном октября: С тобою пить мы будем снова, Открытым сердцем говоря Насчёт глупца, вельможи злого, Насчёт холопа записного, Насчёт небесного царя, А иногда насчёт земного. Признание более чем очевидное. Об этом говорят и следующие строки: «…надежды лампа зажжена» — прямое указание на цели вновь созданного общества. .

Вполне обоснованный вывод Щёголева о том, что «Зелёная лампа» была не только литературным кружком, но, прежде всего, обществом с явной политической окраской, «местом пропаганды их идей» [19] Там же, с. 18. , был принят и развит последующими исследователями. Щёголев справедливо заметил, что «Зелёная лампа» являлась одним из тех «вольных обществ, создание которых было предусмотрено уставом Союза благоденствия, „Зелёной книгой“. Позднейшие исследования помогли окончательно определить характер общества „Зелёная лампа“ — оно было „побочной управой“ Союза благоденствия» [20] См.: Модзалевский Б. Л. К истории «Зелёной лампы». В кн.: Декабристы и их время. М., 1928, т. 1, с. 11—61; Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955, т. 1, с. 240. . Щёголев был близок к этому выводу, когда писал, что «кружок как бы являлся отображением Союза благоденствия» и «неведомо для Пушкина, для большинства членов, Союз давал тон, сообщал окраску собраниям „Зелёной лампы“. И, несмотря на то, что Пушкин не был членом Союза благоденствия, не принадлежал ни к одному тайному обществу, он испытал на себе организующее влияние тайного общества» [21] Щёголев П. Е. «Зелёная лампа», с. 20. .

Этот вывод Щёголева важен сам по себе, а также для понимания периода 1818—1820 годов в истории жизни и творчества Пушкина. «Вопрос о „Зелёной лампе“, — писал Щёголев, — особенно важен для биографии поэта. Он даже имеет кардинальное значение. То или иное решение вопроса даёт угол зрения, под которым нужно смотреть на творчество Пушкина 1818—1820 гг., на развитие его мировоззрения» [22] Щёголев П. Е. «Зелёная лампа», с. 3. . Заключение Щёголева о решающем влиянии на Пушкина деятельности тайного кружка явилось существенным вкладом в пушкиноведение и историю революционного движения начала XIX века.