Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

Целью Гуго было сохранить Лотарингское королевство, расположенное посередине между Францией и Германией, и возложить на себя корону. Он был поддержан аристократией, несомненно, не в силу каких-нибудь национальных чувств, которых не могло быть в этой стране, возникшей благодаря случайному переделу наследственных земель между Каролингами. Но аристократы отлично понимали, что они могли потерять, сделавшись подданными Карла Лысого или Людовика Немецкого, и что они, наоборот, могли выиграть, став на сторону короля, с которым они, несомненно, могут обращаться, как хозяева. К тому же анархия и гражданские смуты могли быть им только на руку, и не подлежит никакому сомнению, что именно с этого времени лотарингские дворяне стяжали себе репутацию людей беспокойного и буйного нрава, репутацию, надолго сохранившуюся за ними [92] Ruotger, Vita Brunonis, с. 37 ed. in 8°, p. 38; Widukind, Res gestae Saxonicac, lib. I, c. 30, ed. in 8°, p. 25. .

Претендент на престол и его приверженцы не стеснялись в выборе средств для осуществления своих целей. Они дошли под конец до союза с норманнами. Едва только Гуго выдал свою сестру Жизель замуж за викинга Готфрида и собирался вместе с ним предпринять поход против Карла Толстого, как он неожиданно попал в руки своих врагов. Он был ослеплен и сослан в аббатство Прюм, где хронист Регино собственными руками постриг его и где он закончил свои дни [93] Reginon, Chronicon, ed. F. Kurze, an. 885, p. 115. .

Катастрофа, постигшая Гуго, на время приостановила планы аристократии. Но события, в которых она недавно приняла участие, несомненно, содействовали возникновению среди ее членов, как германской, так и романской расы, довольно сплоченной солидарности. В 887 г., когда низложение Карла Толстого послужило сигналом к окончательному раздроблению империи Карла Великого, она вся, как один человек, высказалась за Арнульфа Каринтийского, т. е. за короля Германии, а не за короля Франции, Эда Парижского. Возможно, что Арнульф обязан был присоединением к нему лотарингских аристократов тому престижу, который внушало его королевское происхождение. К тому же он понимал, что ему следует быть с ними обходительным. То ли потому, что он принял на себя определенные обязательства по отношению к ним, то ли потому, что он желал, дав удовлетворение их стремлениям к независимости, пресечь возможные попытки восстания, но он восстановил в 895 г. независимость Лотарингского королевства в пользу своего сына Цвентибольда [94] Дюммлер (Ostfrankisches Reich, Bd. III, S. 410) и Паризо (Le royaume de Lorraine, p. 506) полагают, что Арнульф действовал главным образом в интересах своего побочного сына, Цвентибольда, которого рождение Людовика-Дитяти лишило надежды когда-либо наследовать ему. По мнению Вандеркиндере (Vanderkindere, Origines, t. II, p. 50) целью этого мероприятия было помешать лотарингской аристократии перейти на сторону Франции. Он ссылается на то, что До 895 г. Рауль, граф Камбрэ, не признавал Арнульфа. Этот пример не очень убедителен, так как Рауль был братом графа Фландрского, Балдуина II, и принадлежал таким образом к роду, находившемуся в вассальной зависимости от Франции. — О королевской власти Цвентибольда — С. Eiten, Das Unterkonigtum im Reiche der Merowinger und Karolinger, S. 189 (Heidelberg, 1907). Факты приводимые автором в доказательство известной зависимости Цвентибольда от Арнульфа, объясняются попросту сыновней почтительностью. Новое королевство пользовалось, по-видимому, полнейшей независимостью. Ср. Parisot, op. cit., p. 519. 1.

Цвентибольд был первым из тех государей-чужеземцев, которые впоследствии так часто навязывались Бельгии в силу различных политических соображений [95] Лотарингия Цвентибольда была несколько меньше страны Лотаря II, по крайней мере на юге, где некоторые территории перешли к Бургундскому королевству. На севере ему, быть может, не принадлежала Фрисландия (восточная). См. Parisot, Le royaume de Lorraine, p. 524, а также Eiten, Das Unterkonigtum im Reiche der Merowinger, S. 191. Соображения, приводимые последним, вопреки сомнениям, выдвинутым Паризо, в доказательство того, что Фрисландия принадлежала Цвентибольду, недостаточны. . Он явился в Лотарингию, не имея в стране никаких связей, не пользуясь никакой поддержкой у мятежных и беспокойных феодалов, распоряжавшихся здесь всем. Он мог расположить их к себе щедротами, если бы королевские земли не перешли уже давно в их руки [96] Так обстояло дело уже в царствование Лотаря II. В одном из дипломов этого короля говорится буквально следующее: « Cum nos beneficia regni nostri inter fideles nostres dignum distribuere judicavissemus, contigit ut, necessitate compulsi, propter parvitatem ipsius regni quamdam partem rerum ex monasterio Stabulaus… beneficiario munere quibusdam fidelibus nostris concederemus ». Martene et Durand, Amplissima Collectio, т. II, стр. 26. («Когда мы сочли достойным распределить бенефиции нашего королевства между нашими верными людьми, то нам пришлось в силу необходимости, из-за незначительности королевских земель, уступить некоторые из наших верных в качестве бенефициев некоторую часть владений монастыря Ставело».) , но так как он был беден, то ему сейчас же пришлось вступить в борьбу, и его гибель была заранее предрешена. Сторонники Гуго заключили против него союз. Во главе их стала первая крупная личность в феодальной истории Нидерландов, самый законченный тип лотарингского властителя того времени, Ренье Длинношеий.

Действительно, Ренье Длинношеий, в противоположность Цвентибольду, предстает перед нами как воплощение лотарингского феодализма. От него пошли князья, которые правили впоследствии в Генегау и Брабанте, и на протяжении двух веков его потомки были самыми ожесточенными врагами нидерландских сюзеренов. Он был, по-видимому, сыном некоего графа Гизельберт, в середине IX века похитившего у императора Лотаря I его дочь Эрменгарду. Таким образом в его жилах текла каролингская кровь, и его наследственные земли тоже находились в области, являвшейся колыбелью Каролингов. Его владения рассеяны были в Арденнах, Генегау, Газбенгйу, Брабанте и вдоль нижнего течения Мааса. Кроме того, он был светским аббатом богатых монастырей в Эхтернахе, Ставело-Мальмеди и св. Сервация (в Маастрихте) [97] Dummler, Ostfrankisches Reich, Bd. III. S. 466. . Тысячи крестьян и сотни вассалов, живших на его землях, принадлежали к обеим национальностям страны, и он сам, которого все эти люди одинаково приветствовали как своего повелителя и который говорил на обоих языках этой страны, вряд ли мог бы с точностью сказать, был ли он по происхождению фламандцем или валлоном. И именно в этом заключалось его своеобразие: этим он резко отличался от германских герцогов того времени, от всех этих герцогов саксонских, баварских, франконских, которые были естественными представителями соответствующих различных племенных групп. Он не был, подобно им, национальным вождем; его власть не покоилась, подобно их власти, на этнической основе; группировавшиеся вокруг него люди отличались друг от друга своими обычаями, языком и своим физическим типом. Они не повиновались, подобно их восточным соседям, своему племенному инстинкту, который вместо того, чтобы объединить их, неизбежно разделил бы их. Этот столь действенный в других местах инстинкт был бессилен в этих областях, испытавших на себе сильное влияние церкви и Каролингов; короли слишком часто делили эти области между собой, и они едва оправились от бедствий, причиненных норманнами. К тому же Ренье не мог рассчитывать на широкие массы народа, т. к. они не пользовались здесь совершенно никаким влиянием. Одна лишь аристократия принимала участие в событиях, и эта аристократия, наполовину романская, наполовину германская, могла себе избрать лишь такого повелителя, как Ренье Длинношеий, т. е. повелителя без определенной национальности, в котором видели только крупного феодального сеньора.