Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

В связи с этой тенденцией западноевропейской историографии сама постановка А. Пиренном вопроса о борьбе цехов с патрициатом в средневековых городах Бельгии приобретает особую ценность. К тому же А. Пиренн рисует борьбу городской массы и верхушки городского населения, базируясь на единственном в своем роде материале бельгийских городов, где развитие промышленности и торговли достигло в XIII–XIV вв. больших размеров, чем где бы то ни было в Западной Европе (исключая, Италии), и где поэтому классовая борьба приняла чрезвычайно резкие и острые формы.

Как трактует А. Пиренн историю цеховых восстаний? Он ставит вопрос ясно и просто — о классовой борьбе между ремесленниками и патрициями. Но анализ этой борьбы дан им неполно и содержит ряд противоречий. Мы узнаем, что во фландрских городах патриции были работодателями Мастеров ткачей, валяльщиков, красильщиков и т. д. Патрициев же Льежа Пиренн характеризует как розничных торговцев сукном и «финансистов» своего времени. Говоря о ремесленной массе городов, А. Пиренн останавливается на двух типах ремесленников. С одной стороны, он рисует ткачей, валяльщиков, красильщиков, мастеров, которые владеют еще мастерской и орудиями производства, но уже утратили экономическую самостоятельность, и фактически является кустарями или, как А. Пиренн говорит, наемными рабочими, работающими на патрициев, от которых они получают шерсть и которым отдают готовый продукт. С другой стороны, во фландрских городах существовал обширный слой рабочих шерстоткацкой промышленности, лишенных орудий производства, не имевших ни постоянного помещения, ни постоянной работы, нанимавшихся на недельный срок, одним словом, представлявших собой предпролетариат. Но конкретная история взаимоотношений между этими двумя слоями рабочей массы изложена им очень туманно. В сущности социальная дифференциация ремесленной среды только намечена Пиренном, картина борьбы между различными слоями ремесленной массы отнюдь не развернута им в ее исторической полноте, конкретности и целостности.

Знакомство со страницами работы А. Пиренна, посвященными характеристике патрициата, вскрывает его сильные и слабые стороны как конкретного историка. «Почти все первые патриции (за исключением льежских и лувенских…) были разбогатевшими купцами, — пишет А. Пиренн. — Скопившиеся в руках купцов богатства позволили им превратиться; в земельных собственников… В XIII в. почти вся городская земля принадлежала geslaehten , родовитым семьям, и значительнее количество бюргеров, отказавшись от торговли, жило комфортабельно на свои доходы, не перестававшие возрастать вместе е ростом города и городского строительства… Многие из них еще увеличили свои богатства, либо взяв на откуп взимание налогов, доходы е княжеских доменов — и городских акцизов, либо принимая участие в банковских операциях какой-нибудь ломбардской компании. Наряду с этой группой, которую можно считать группой «старых патрициев», существовала еще купеческая гильдия… Между viri hereditarii и купеческой гильдией всегда поддерживались тесные отношения». Патрициат пополнялся, из членов гильдии, и, наоборот, сыновья патрициев, желавшие заниматься торговлей, принимались в гильдию. В противоположность этому, патриции резко отличались от массы ремесленного населения. «По своим обычаям, одежде, часто даже по языку, на котором они говорили, патриции обособились от простонародья, от ремесленников… Богатство положило между ними непроходимую грань и сделало невозможным какое бы то ни было общение. Во всех проявлениях социальной жизни патриции надменно афишировали свое превосходство… Их увенчанные зубцами каменные дома высились со своими башенками над убогими соломенными хижинами рабочих жилищ; в городских войсках они составляли конницу» и т. д. А. Пиренн полагает, что патриции имели основание гордиться. «Эта кастовая гордость, так открыто обнаруживавшаяся патрициатом, имела свои основания. Действительно, начиная с середины XII и до конца XIII вв., крупное бюргерство представляло удивительное зрелище. Благодаря своему уму, своей энергии и трудолюбию, своим деловым способностям, своей преданности общественному делу, оно невольно напоминает, несмотря на разницу во времени и обстановки, парламентскую аристократию, управлявшую Англией в XVII и XVIII вв. При патрицианском правлении приняли свою окончательную форму города, были возведены их стены, построены их рынки, приходские церкви, дозорные башни, вымощены улицы, проведены их каналы. При нем же города получили то финансовое, административное, военное устройство, в которое с тех пор не было внесено никакого существенного изменения до конца средних веков. Патрицианское правление дало городам народные школы, освободило города от юрисдикции церковных судов, уничтожило феодальные повинности, тяготевшие еще над их землей или над их жителями… Патриции не только в качестве городских правителей придали городам тот блеск, которого они достигли в конце XIII в. Они, кроме того, щедро жертвовали свои состояния на городские дела… Горячий местный патриотизм, одушевлявший высший слой горожан, проявился особенно в создании городских больниц. С конца XII в. созданные им благотворительные учреждения множились с поразительной быстротой… Благотворительные бюро современной Бельгии обязаны своими богатствами в значительной мере пожертвованиям этих патрициев… щедро жертвовавших для облегчения участи бедных барыши, которые они получали оо всех концов Западной Европы от продажи фландрских сукон».

Таков пламенный панегирик в честь патрициата, носящий в последней своей части откровенную окраску прославления буржуазной благотворительности. Однако через несколько строк после этого восхваления патрициата у А. Пиренна звучат уже совершенно другие ноты. Следуя историческим документам, он наталкивается на неотразимый факт угнетения ремесленной массы патрициатом, и, как честный исследователь, отражает это явление в своей работе. Оказывается, что в период своего классового управления патрицианская власть приобрела «все его недостатки». «С течением времени (власть патрициата) становилась все более тяжкой и обременительной; она упорно не допускала «простонародье» к каким бы то ни было должностям и отказывала ему в каком бы то ни было праве на контроль. Недостатки системы, передавшей политическую власть над массой ремесленников в руки тех людей, на которых работали эти ремесленники, не замедлили ярко обнаружиться… В промышленных городах недовольство усилилось и питалось, главным образом, жгучим вопросом: о заработной плате. Правда, некоторые слишком вопиющие злоупотребления были уничтожены по крайней мере номинально, так, например, truck-system была запрещена. Но тем не менее тарифы заработной платы устанавливались исключительно эшевенами, избиравшимися из среды патрициата, т. е. тех же хозяев. Кроме того эти хозяева эксплуатировали работавших на них ремесленников, либо не отдавая следуемой платы, либо обмалывая их на счет количества сырья, которое они им давали. Если прибавить к этому запрещение, рабочим физического труда вступать в гильдию и продавать сукно, предоставление надзора за цехами, обрабатывавшими шерсть одним только купцам, тайну, в которой — городские советы держали свои совещания, — то легко понять, почему во всех торговых городах между Маасом и морем образовались две классовые партии: партия бедняков и партия богачей. С одной стороны, патриции, с другой — ремесленники». В дальнейшем А. Пиренн приводит ряд фактов о восстаниях ремесленников против патрициев в бельгийских городах, о мерах предупреждения этих восстаний, принимавшихся властями городов, об еретических учениях, которые носили характер революционного протеста против существующего строя, и т. д.