Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

В Генегау и в Льежской области сельское хозяйство было менее развито, чем во Фландрии, ввиду меньшего значения здесь городов. Крестьяне занимались не только сельским хозяйством, но наряду с ним стала развиваться добыча каменного угля. Об угле, как о превосходном горючем, в источниках идет речь, начиная с 1198 г. [596]В XIII веке имелись уже многочисленные шахты вокруг Льежа и Монса; в 1251 г. одна хартия упоминает не меньше 39 шахт в Кареньоне [597]. Впрочем, это были совершенно мелкие предприятия. В них было запрещено добывать уголь от Иванова дня до праздника всех святых, несомненно для того, чтобы дать возможность рабочим заниматься полевыми работами. Словом, в эту эпоху добыча угля являлась лишь побочной отраслью сельского хозяйства.

В Намюрской области и в Арденнах крестьянство изменилось не так быстро, как в остальной части страны. Это следует, несомненно, приписать немногочисленности городов и недостатку капиталов в этих лесных областях. Старый порядок исчезал здесь довольно медленно. Барщины, хотя и в меньших размерах, все еще продолжали существовать в деревнях; промышленные культуры не разводились, число крепостных было сравнительно велико; дворянство сохранило грубые и воинственные нравы. В Намюрской области вплоть до XV века продолжались частные войны, носившие название «войн друзей» [598]. Даже в Брабанте и в льежском Газбенгау они еще далеко не исчезли к концу описываемого нами периода, как это, по-видимому, имело место во Фландрии. В 1296 г. вспыхнула знаменитая ссора между Аванами и Вару, втянувшая в течение 40 лет в борьбу все «знатные роды» газбенгауского рыцарства.

В XIII веке большинство нидерландских княжеств обладало совокупностью территориальных институтов, аналогичных которым нельзя найти в эту эпоху в других странах Западной Европы. В этом отношении Германия могла начать соперничать с ними лишь в следующем веке. Что касается Франции, то рост королевского могущества после Филиппа-Августа воспрепятствовал здесь князьям добиться такой независимости, какой они пользовались в Бельгии.

Этот мощный расцвет территориальных институтов следует, несомненно, тоже приписать экономическому процветанию страны. Огромные доходы, получавшиеся князьями от торговли и промышленности, давали им средства на те расходы, которых требовал усложнившийся аппарат управления. С другой стороны, происшедшие в XI веке изменения в самом составе населения, которое отныне складывалось в значительной мере из купцов, ремесленников и свободных крестьян, повелительно требовали создания нового политического строя. В правильности этой точки зрения легко убедиться, если принять во внимание, что Фландрия являлась тем бельгийским княжеством, в котором экономическая жизнь была особенно интенсивной и в то же время административный механизм — наиболее усовершенствованным и законченным.

В конце XII века нидерландские территории окончательно сформировались. Они перестали быть конгломератом из доменов, графств и фогств; они стали небольшими автономными государствами, связанными более или менее слабыми узами с далеким сюзереном, французским королем или германским императором. Границы их были отчетливо установлены, и можно сказать, что вплоть до конца XVIII века пограничная линия, отделявшая тогда друг от друга Брабант, Фландрию, Генегау и Льежское княжество, не изменилась заметным образом [599]. В то же время внутри каждой территории произошел процесс концентрации. Князь положил конец той независимости, которую прежде сохраняли по отношению к нему его самые могущественные вассалы. Графы Фландрские приобрели в 1165 г. владения Алостского дома, графы Генегауские подчинили себе сеньоров д'Авенов, а герцоги Брабантские — сеньоров Гримбергенских. В Льежской области Гуго Пьеррпонский уступил в 1227 г. Мезьер мецскому епископу, получив от него в обмен за это город Сен-Трон, который был необходим для прикрытия княжества со стороны Брабанта.

Словом, княжеская власть имела отныне точно установленные границы. И власть эта с течением времени становилась все более однородной. В XI веке князь должен был пользоваться самыми разнообразными титулами, чтобы заставить население своего княжества признавать себя. В зависимости от обстоятельств, он выступал то как верховный судья, то как фогт, то как владелец доменов, то, наконец, как сюзерен своих вассалов. В XII и XIII вв. наблюдается совершенно иная картина. Князь обладал теперь верховными правами, imperium , в котором слились, усиливая друг друга, различные элементы, составлявшие его власть. Осуществлявшаяся им власть состояла из сочетания разнородных прав, функций и прерогатив, смешавшихся и скомбинированных между собой таким образом, что их невозможно было отделить друг от друга.

В ранний период средневековья княжеская власть носила феодальный характер. Кастеляны ( castellani ), управляющие, экутеты ( ecoutetes ), составлявшие то, что можно было назвать его административным аппаратом, были все наследственными вассалами [600]и были соединены с ним лишь непрочной связью «оммажа» и верности. Поэтому он был вынужден для сохранения за собой своих прерогатив вмешиваться лично во все дела. Он непрерывно объезжал свои земли, отправлял самолично правосудие, председательствовал на собраниях эшевенов, приказывал вешать воров и разбойников, рубить им головы или варить их в кипятке в своем присутствии.

Возникновение городов и раскрепощение сельского населения в XII и XIII веках сильно способствовали росту могущества князей. Города и освобожденное крестьянство помогли князьям ослабить влияние вассалов, ибо, как мы видели, свободные люди старались отдаться под непосредственную власть князя, чтобы освободиться от власти местных сеньоров, более докучной, так как они были ближе к ним. Кроме того, большинство городов непосредственно подчинялось графам, и на графской же земле строились почти все новые города и происходило большинство крупных распашек. Благодаря этому можно было приступить к новой системе управления. Вместо того чтобы передавать своим вассалам наследственные права юрисдикции и управления горожанами и свободными крестьянами, князь удержал их в своих руках. Во Фландрии он стал назначать со второй трети XII века бальи ( bajuli, baliuw, bailliu ), настоящих сменяемых чиновников, которых он вознаграждал не пожалованием земли, а денежным жалованием и которые должны были отдавать ему ежегодно отчет в делах. Вместе с ними появился новый тип территориального чиновника. Действительно, для бальи не было никакого места в феодальной иерархии. Он по всему своему существу отличался от наследственных кастелянов или экутетов ( ecoutetes ). Между ним и ими была такая же разница, как между старыми поместными держаниями и арендой на срок. Одни и те же экономические причины преобразили и земельную, и политическую организацию. Подобно тому, как они дали крестьянам возможность освободиться, а землевладельцам заменить цензиву арендой, точно так же они позволили князьям захватить при помощи находившихся на жалованье чиновников, непосредственное управление своими территориями. Политическая реформа, как и сопутствовавшие ей социальные нововведения, предполагала широкое распространение движимого богатства и денежного обращения.