Владимир Бурцев - Последние дни Крыма. Впечатления, факты и документы

Выносимся на рейдъ и плывемъ у берега Моды.

Стоятъ неподвижныя, разноцвѣтныя громады судовъ… Огромный, безпомощный флотъ, загнанный сюда страшнымъ проводникомъ — ужасомъ.

Ихъ много здѣсь, ихъ насчитываются десятки-дредноутовъ, миноносцевъ, пароходовъ и шхунъ.

Флотиліи русскихъ портовъ, выстроившіяся на линіи чужого рейда — съ иностранными флагами на гротъ-мачтахъ.

Глазъ обнимаетъ весь водный просторъ Моды, и кажется, что десятки кораблей — это камни, на которые выброшены тысячи людей, утопавшихъ въ часъ суроваго россійскаго шквала, а ихъ покатые, деревянные мосты, — это великій сплошной рейдъ страданій.

На корабляхъ— скученныя, сдавленныя толпы людей, много дней тоскующихъ по твердой, хотя-бы чужой землѣ, по тому, чѣмъ отличается день человѣка отъ дня голоднаго, придавленнаго животнаго.

Мы ныряемъ въ нашей маленькой лодкѣ между фалангами кораблей, и отъ перваго до послѣдняго, въ теченіи четырехъ часовъ плаванья, насъ провожаютъ умолящіе, тоскующіе голоса:

— Что съ нами дѣлаютъ?..

— Скажите тамъ обо всемъ, что вы видѣли здѣсь…

А видѣли мы многое. Мы видѣли то, что никогда не изгладится изъ памяти, и чернымъ, жуткимъ пятномъ будетъ стоять рядомъ съ мыслью о блестящемъ, нарядномъ Босфорѣ.

Съ высоты корабельныхъ палубъ въ бездонную морскую глубь смотрятъ тысячи глазъ. И у каждаго корабля, за нѣсколько мучительныхъ дней, есть ужесвоя эпопея ужаса.

Здѣсь — сбросили въ море нѣсколько труповъ. Голодъ и смертельная, нечеловѣческая усталость сдѣлали свое дѣло.

Отсюда — море приняло самоубійцъ.

Ихъ убила страшная мысль, кричавшая о томъ, что нѣтъ родины, нѣтъ неба, солнца, нѣтъ перспективъ.

А вотъ — другое. Трагедія степей, брошенная уродливой складкой на палубу ветхой баржи.

Загорѣлые, желтолицые калмыки, женщины съ косыми глазами, безмолвно глядящія въ ту даль, за которой остались родныя кибитки, въ даль, гдѣ уже не зовутъ призывно и волнующе серебрянныя трубы родныхъ хуруловъ.

Съ маленькой шхуны, пришедшей изъ Евпаторіи, мнѣ кричитъ возбужденный, обрадованный голосъ:

— Вѣдь вы тоже — донецъ. Мы съ вами встрѣчались. Ради Бога, скажите, что съ нами будетъ?..

И это «что будетъ» — несется вслѣдъ, до конца этого живого кладбища, давитъ нечеловѣческой тоскою тысячи страдающихъ душъ.

Знакомый журналистъ съ борта иностраннаго угольщика разсказываетъ мнѣ нервнымъ, прерывистымъ голосомъ:

— Вы не можете представить себѣ все то, что дѣлается на корабельныхъ палубахъ. Если бы вы видѣли лицо человѣка, пробирающагося къ уборной и узнающаго, что онъ трехсотый въ очереди, если бы посмотрѣли, какою дорогою цѣною достаются здѣсь три или четыре черствыхъ галета, — вы бы поняли, отчего вонъ съ того корабля люди бросались въ море…

А у корабельныхъ траповъ суетливо толпятся цвѣтныя лодочки грековъ. На великомъ несчастьи русскихъ людей — они, веселы, улыбающіеся, строятъ рѣдкую, такую неожиданную удачу.

За хлѣбъ, за жаренную рыбу и папиросы — греческія лодки до краевъ наполняются бѣженскими вещами. По дну лодокъ звенитъ золото и серебро, — русскія деньги здѣсь не берутъ ни по. какой цѣнѣ,—и послѣдняя случайная валюта безслѣдно тонетъ въ бездонной пасти греческихъ акулъ…

Вѣсти съ берега сюда не доходятъ.

— Нѣть ли газеты? — кричатъ на носу корабля.

— Скажите политическія новости, — кричатъ съ бортовъ.

И забрасываютъ десятками вопросовъ, ловятъ каждое слово.

— Правда ли, что Польша снова втянута въ войну?

— Подтверждается ли выступленіе Румыніи?

Но, лейтъ-мотивомъ трогающихъ вопросовъ — проносится все то-же взволнованное и нервное:

— Что дальше?

И умъ отказывается вѣрить въ возможность слишкомъ чудовищныхъ контрастовъ.

Тамъ, за длиннымъ. Галатскимъ мостомъ, кипитъ яркій, пестрый, говорливый и бурлящій людской муравейникъ.

Здѣсь, на сплошной палубѣ страданій, — страшное кладбище жизни, мысли, душъ и порывовъ.

На этомъ мертвомъ рейдѣ — финалъ вѣковой дразнившей весь міръ, мечты:

— О древнемъ городѣ надъ блестящимъ проливомъ. о сіяющей Айя-Софіи…

И вотъ — мы пришли сюда. Но не щитъ Олеговъ принесли мы къ вратамъ Царьграда.

Мы пришли сюда полуживыми, нищими и стали на неподвижномъ рейдѣ у безстрастной Моды.

Въ маленькомъ заливѣ — брошены послѣдніе клочки разорванный Россіи.

И надъ ними — нѣтъ словъ, которыми можно было-бы сказать то, что волнуетъ сейчасъ все еще живое, шумящее.

Но, это — слова; потомъ мы найдемъ ихъ, мы ихъ должны найти.

А сейчасъ нашъ долгъ — думать, говорить и кричать только объ одномъ:

О тысячахъ жизней, которыя теплятся и дрожатъ трепетными огоньками надъ полосою чужого, холоднаго моря.

— Все — для нихъ и имъ!

Вотъ кличъ нашего сегодняшняго дня.

И къ нему мы присоединяемъ сейчасъ нашъ скромный, зовущій голосъ…

Н. Л-нъ.

Мы знаемъ, что оставили за собой въ Крыму.

Мы знаемъ также, что съ собой принесутъ въ Крымъ большевики.

Я пробылъ послѣдніе 2 недѣли въ Крыму и нашелъ тамъ полный порядокъ и увѣренность въ завтрашнемъ днѣ.

Всѣ знали, что тамъ нѣтъ чрезвычаекъ. Нѣтъ всего того кошмарнаго и ужаснаго, что приносятъ своимъ приходомъ большевики.

Крымъ оставленъ нами. Въ настоящую минуту мы не получили еще свѣдѣній о томъ, что тамъ дѣлается, съ приходомъ большевиковъ.

Но мы хорошо знаемъ, что они дѣлали во всѣхъ городахъ, когда приходили, — и отсюда дѣлаемъ вѣрный выводъ, что въ данный моментъ во всемъ Крыму льется кровь.

Вездѣ — торжество негодяевъ, предателей, убійцъ, — всюду грабежъ, пожарище, и Крымъ стонетъ, вѣроятно, такъ же, какъ и вся остальная Россія.

Только этимъ можно объяснить это массовое бѣгство жителей изъ Крыма.

Большевики повсюду составили о себѣ прочную славу, и двухъ мнѣній не существуетъ о нихъ.

Мы заранѣе знаемъ, что они сдѣлаютъ, начиная отъ Перекопа до Севастополя и Ялты: они зальютъ кровью весь Крымъ.

Но этимъ большевики не укрѣпятъ своего дѣла.

Та ненависть къ нимъ, которую я видѣлъ на улицахъ Севастополя — нераздѣльно связана съ представленіемъ о большевикахъ во всей Россіи.

Мы, антибольшевики, имѣемъ за собой всю страну. Противъ насъ — только банда убійцъ, которая терроромъ собрала вокругъ себя послушныхъ выполнителей.

Но мы — соціалисты, мы все время жили и боролись за принципы демократіи; мы хорошо знаемъ, что на террорѣ никакіе Аракчеевы не могли построить своего владычества

Время разрушало всѣ ихъ злодѣйскія козни и права демократія въ концѣ концовъ всегда торжествовали.

Этому учитъ насъ исторія, и мы непоколебимо вѣримъ, что не восторжествуетъ большевистская демагогія, какъ не восторжествовали ихъ предшественники, начиная отъ Малюты Скуратова и Аракчеева, и кончая погромщиками послѣдняго времени.