Светлана Мрочковская-Балашова - Она друг Пушкина была. Часть 2

Воспитанная по-европейски, она научилась не давать волю своим чувствам, не обременять окружающих их демонстрацией. Именно это умение и считается на Западе признаком хорошего тона — комильфо. Буквальный перевод этого французского выражения — как надо, как следует. Как требует равнодушное к человеческим переживаниям общество.

Долли прекрасно владела светским этикетом, но вместе с тем её чувствительная, наполовину русская душа бунтовала против его условностей.

Без сомнения, существует много красивых людей, но не особенно счастливых и любимых; они могли быть более счастливыми и любимыми, если бы входили в салон без самодовольства и чрезмерной уверенности, что обязательно должны всем нравиться, если бы испытывали потребность сблизиться с остальными, пробудить их любопытство, привлечь их к себе своей открытой доброжелательностью. С другой же стороны, немало женщин и даже мужчин, которые судят строго, закрываются в себе, смотрят на мир с пренебрежением и предпочитают одиночество сердца, исключающее взаимность, а для неё необходимы в равной степени нежность и снисходительность. Они могли бы быть самыми нежными, самыми сговорчивыми, самыми любезными существами, если бы отказались от мысли, что природа несправедлива к ним и Бог не наградил их красивой внешностью [14] Запись 25 марта 1829 г. .

Натурам страстным и чувствительным дорого обходится эта культивированная обществом этика поведения. Может быть, здесь и кроется разгадка болезненности Долли, неожиданных и постоянно мучивших её мигреней и нервных судорог? Была и другая, тщательно скрываемая даже от самой себя причина — она не знала счастья земной женской любви. Отсюда её невольная влюбчивость, частые увлечения красивыми и умными мужчинами, о чём она откровенно исповедуется в дневнике. Поклонявшийся графине слепой поэт Иван Козлов прозрел её несчастливость:

Трудно поверить, что скрытная Долли исповедовалась в своих душевных переживаниях даже своему близкому другу, каковым был для неё Козлов. Ему помогла их разгадать обострённая чувствительность слепца.

И при всём этом Долли питала искреннюю привязанность к Фикельмону, умному, доброму, обожавшему её возвышенному существу.

Среда, 3 июня (1829 г.), восьмая годовщина моей свадьбы, день, в который всю жизнь с глубоким чувством признательности буду благодарить Бога! Существует известная стыдливостько всем сантиментам жизни; в равной степени это относится и к совершенному счастью! Никогда не смогу выразить словами, до какой степени я счастлива! Но я ощущаю это глубоко, и если мне на этом свете позволеноещё чего-нибудь желать, то пожелаю Элизалекс быть такой же счастливой, как я!

Чрезмерно наблюдательная Долли видела вокруг себя слишком много несчастных семей и трезвым, но добрым умом могла оценить спокойное и счастливое благополучие, которое давал ей брак с Фикельмоном.

После театра была у Леопольдин Пальфи; её салон красив и уютен. По-моему, она восхитительна, потому что умна и обладает всем, что делает её очаровательной; даже лишённая радости материнства выглядит счастливой с самым глупым мужчиной, которого я знаю. Это героизм добродетели, я сама никогда бы не сумела добиться такого качества в себе. Думаю, что смогла бы смиренно и молча выносить отчаяние иметь животное спутником в большом житейском путешествии, но выражение несчастья проявлялось бы в каждой моей черте, я в этом уверена. Впрочем, может ли супруга Фикельмона судить об этом? Это всё равно что судить о мраке, когда видишь перед собой только дневной свem! [15] Запись 5 марта 1829 г.

И следом, без перехода, Долли взволнованно рассказывает о романтической встрече с одним австрийским князем, которым безустально восхищалась:

Почему ничего не рассказываю о своём продолжительном визите к князю Гогенлое? Потому, что существуют вещи, для которых невозможно подыскать слова… Это всё равно что попытаться подробно передать какую-нибудь исповедь! Он читает в самых потаённых уголках моего сердца и души. Там остаётся также каждое его слово, которое он произносит. Разве не кощунством была бы попытка передать подобные разговоры? Ein Blick ins Himmelreich, könnte und dürfte man nicht beschreiben! [16] Вставка по-немецки во французский текст рукописи. Перевод: «Мгновенный взгляд в небесную обитель невозможно описать и не нужно!»

Их ещё много впереди — этих платонических увлечений! И это вполне естественно для молодой, красивой и пылкой женщины, не познавшей отраву сладких чувств. Но в этом и заключалось её горе от ума и высокой нравственности — увлекалась и боролась с чувствами, стремилась к человеку — и сама ставила перед собой этические барьеры. Но я другому отдана и буду век ему верна!..

Долли, без сомнения, была одной из красивейших женщин своего времени. Но из присущей ей «стыдливости чувств» всего лишь один раз, мимоходом, отметила в дневнике впечатление, произведённое её красотой: У меня был изящный костюм, и, несмотря на адскую головную боль, мне было приятно слушать комплименты, что я красива [17] Запись 2 марта 1829 г. .

Ей поклонялись, восторгались, воспевали в стихах её очарование. Эта дань её прелестям, бесспорно, доставляла ей удовольствие, но она находила его неутешительным свойством человеческого характера и строго судила себя за него: Стихи были написаны Алегри, но столь ласкательные и прекрасные, что мне было неловко перед всеми их слушать. Это испытываемое нами чувство неудобства, когда тебя хвалят перед другим, неутешительно; разве это также не нюанс честолюбия? [18] Запись 28 марта 1829 г.

К обаянию этой удивительной женщины даже злоречивое светское общество не осталось равнодушным. И нашу старушку (имеется в виду Москва. — С. Б.) вскружила Фикельмон. Все бегают за ней; в саду дамы и мужчины толпятся вокруг неё. Голицын празднует. Впрочем, в обращении она очень мила, — отчитывался в письме к А. И. Тургеневу Вяземский [19] Вяземский П. А. Собр. соч. T. II. С. 354. Письмо А. И. Тургеневу от 1 .XII. 1823 г. . И вновь встретив её в Петербурге в 1830 году, восторгался ею: А к тому же посланница и красавица и одна из царствующих дам в здешнем обществе, и по моде, и по месту, и по дому, следовательно, простодушие её ещё более имеет цены [20] Вяземский П. А. — В. Ф. Вяземской. Письмо от 26 апреля 1830 г. М.; Л., Звенья, 1932—1951. T. VI. С. 226. . В эту пору князь серьёзно был увлечён графиней, возможно, даже добивался её взаимности. По сему поводу Долли иронично заметила: Вяземский, несмотря на то,что чрезмерно безобразен, обладает суетностью, свойственной красивым мужчинам; он ухаживает за всеми женщинами и всегда рассчитывает на успех, но они хорошо к нему относятся, потому что ему присущи приятные манеры и остроумие, хотя он немного педант [21] Запись 11 августа 1830 г. . Подтрунивает над ним и Пушкин: Боюсь графини Фикельмон. Она удержит тебя в Петербурге. Говорят, что у Канкрина ты при особых поручениях и настоящая твоя служба при ней [22] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 222. .