Владимир Кузнецов - Очерки истории алан

Весьма показательно, что уголь как атрибут огня был объектом поклонения осетин вплоть до недавнего времени. Особенно подчеркнуты его охранительные функции: горящий уголь кладут в кувшин с водой, доставленной ночью, чтобы в хадзар не проникли злые духи; угли использовались против сглаза, горящие угли обносились по комнатам, чтобы засевший в них черт бежал и т. д. Употребление угля в аланских захоронениях находит прямую аналогию в этнографическом быте осетин: для очищения могилы в ней до опускания гроба разводили костер, а огонь у могилы разжигали в перрые три вечера после похорон (16, с. 238–242). Все эти манипуляции с огнем прекрасно согласуются с археологическими фактами и объясняют их.

Употребление таких красящих веществ, как красный реальгар (в Нижнем Архызе он был заменен толченым кирпичом), также связано с культом огня: красная краска у различных народов символизировала кровь, свет, огонь (17, с. 54–58). Но красные красящие вещества в аланских могилах редки.

Солнцу и огню посвящались специальные святилища. В оренбургских степях сравнительно недавно открыты кольцеобразные в плане святилища огня, одно из которых исследовано (18, с. 210–217). Святилище представляло собой замкнутый земляной вал диаметром более 20 м: в центре очерченного валом пространства располагалась большая, круглая в плане чашевидная яма диаметром 6 м, заполненная углем и сажей от горевшего здесь длительное время костра. Автор раскопок К. Ф. Смирнов справедливо называет сооружение «примитивным храмом огня», но не обращает при этом внимания на принципиальное сходство этого «храма» с древне-иранскими святилищами огня айадана, где священный огонь также находился внутри замкнутого пространства (4, с. 16). Конечно, нельзя настаивать на некой прямолинейной связи и зависимости сарматского святилища огня от зороастрийских айадана, но единство архитектурной композиции и функциональное сходство здесь налицо.

Очень интересное святилище было открыто в 1925 г. на Юцком средневековом поселении недалеко от г. Пятигорска. Здесь на глубине 1 м от поверхности было найдено 8 глиняных цилиндрических курильниц с отверстиями в дне, стоявших кругом на расстоянии около 0,70 м вокруг точно такой же, но большой курильницы. Внутри курильниц, стоявших отверстиями вверх, оказались угли и зола, а площадь вокруг заполнена массой расколотых костей животных и золой (19, с. 49–51). Культовый характер и принадлежность всего этого инвентаря святилищу огня не вызывает сомнений, как и то, что при отправлении обряда из зажженных курильниц через отверстия струился дым. Не исключено, что последний как субстанция огня также имел ритуальное значение — по направлению дыма могли гадать. Этнографии известны подобные примеры (1, с. 679).

Обратим внимание на круговое расположение курильниц вокруг центральной большой курильницы. Безусловно, это не случайность: в древней символике круг был знаком солнца. Символами солнечного диска являются каменные кольца-кромлехи, нередко встречающиеся на Кавказе (20, 21). Поэтому не будет слишком смелым предположить, что образованный курильницами круг или полукруг (Юцкое святилище раскопано не полностью) символизировал вечный источник света и тепла, а следовательно жизни и плодородия — солнце.

Долгое время Юцкое святилище огня и солнца было единственным на территории Алании. В 1965–1968 гг. раскопками В. Б. Виноградова на Алхан-Калинском городище в Чечено-Ингушетии было открыто сразу пять аналогичных языческих святилищ. Самым большим было святилище № 5, насчитывавшее 76 глиняных цилиндрических курильниц, обнаруженных рядом с глинобитным алтарем и скелетом лошади. Святилище № 1 располагалось у северных ворот, содержало 25 курильниц и две обезглавленные тушки баранов. В святилищах № 2 и 3 содержалось 23 и 16 курильниц и по тушке козленка и барана, в святилище № 4–13 курильниц.

На краю второго и пятого святилища расчищены погребения женщины и подростка, ориентированные к центру культовых площадок. Круговое расположение курильниц не наблюдалось. Занятые святилищами участки представляли собой мощный слой золы и пепла, в курильницах имелись угольки, на их стенках следы копоти. В одной из курильниц оказались зерна конопли (22, с. 86–87).

Интерпретация этих языческих капищ как святилищ огня не вызывает особых сомнений. Захоронение лошади в святилище № 5 побуждает вспомнить слова Геродота о принесении лошадей в жертву солнцу массагетами (те же сведения есть также у Страбона и у Павсания применительно к сарматам). Не есть ли здесь свидетельство сохранения этого обычая у северокавказских алан? Отголосок его сохранился в этнографии осетин и вайнахов вплоть до нового времени, но в сильно трансформированном виде (23, с. 146–150; 24), а древнеиранское происхождение культа коня установлено новейшими исследованиями (25, с. 28–52). Не менее любопытны ритуальные жертвоприношения баранов и козленка, их языческий характер очевиден: согласно Б. А. Литвинскому, в образе барана выступал фарн (осет. — благодать, высшее благо, 26, с. 74), «в скифо-сарматско-аланской среде, с которой связан этногенез осетин, фарн был «исконным, незаимствованным божеством». Что же касается жертвоприношения козленка, то его значение раскрывается раскопками катакомбного Дмитриевского могильника VIII–IX вв. в Белгородской области — в исследованных С. А. Плетневой остатках тризн основным ритуальным жертвенным животным является коза, как правило— молодые особи (27, с. 189–190).

Обратим также внимание на зерна конопли, попавшие в одну из курильниц. Данный факт свидетельствует о применении в практике рассматриваемого культа наркотических веществ. Последние иногда встречаются в аланских могильниках Северного Кавказа (комочки гашиша, 28, с. 134, 147); как они употреблялись, мы не знаем. Относительно зерен конопли стоит вновь процитировать Геродота, писавшего о массагетах: «Собравшись толпой в одно место, массагеты зажигают костер и затем усаживаются вокруг и бросают эти плоды в огонь. От запаха сжигаемого плода они приходят в состояние опьянения, подобно тому, как эллины пьянеют от вина. Чем больше плодов они бросают в огонь, тем сильнее их охватывает опьянение, пока наконец они не вскакивают, пускаются в пляс и начинают петь песни» (7,-с. 75). Разумеется, рассказ Геродота приурочен к другому времени и другой, далекой от Кавказа, территории. Но с учетом реальных этнических и культурных связей алан с массагетами не кажется невозможным приложить этот рассказ к северокавказским аланам. Видимо, зерна конопли сжигались в курильнице вместе с углем, и сидящие вокруг капища люди приходили в состояние эйфории.

Описанные святилища огня Алхан-Калинского городища располагались вокруг огромного «костра» диаметром 40–50 м, занимавшего центральную часть городища (22, с. 87). Мощность слоя золы и пепла достигала 1,50 м. К сожалению, «кострище» раскопано частично, и его устройство полностью не выяснено, однако X. М. Мамаев не без основания сопоставил его с оренбургским святилищем огня, раскопанным К. Ф. Смирновым (29, с. 54–57). Не исключено, что «кострище» было основным святилищем огня и солнца не только Алхан-Калинского городища, но и всей прилегающей территории (быть может, одной из племенных группировок восточных алан). Конечно, столь внушительное капище не могло принадлежать ни семье, ни роду, ни патронимии. Оно могло быть племенным.