Алексей Лобин - Артиллерия Ивана Грозного [litres]

В русском фольклоре лисица – лукавая и жестокая хищница («тако и диявол, льстив есть злодеи и дела его зла») [394] Белова О.В. Славянский бестиарий: Словарь названий и символики. М., 2001. С. 164. . Андрей Чохов на своем первом крупном орудии «Лисица» 1575 г. отлил фигурку крадущегося зверька. А на одноименном орудии 1591/92 г. Семена Дубинина на дульной части ближе к дульному срезу справа вылитая фигурка лисицы, поймавшей птицу.

Как изображался соловей на орудии «Соловей московский», мы не знаем, но на чоховском орудии 1590 г. фигура птицы с широко расставленными лапами расположена у жерла.

Пищаль «Соловей» мастера А. Чохова 1590 г. По рисунку Я. Телотта

Скульптурка бегущего барса – зверя, который «великостью со лва, лют велми и скоробегающий» [395] Там же. С. 63. , имелась на пищали А. Чохова 1578 г.

Очень похожа на барса по скульптурному оформлению рысь – на орудии С. Дубинина отличить этих представителей семейства кошачьх было бы невозможно, если бы не пояснительные надписи рядом с отлитыми фигурками.

Мы, к сожалению, не знаем, как был изображен зверь на пищали «Медведь» 1560-х гг., но на сохранившейся пищали 1590 г. С. Дубинина на торели мы видим стоящего на четвереньках оборотившегося назад коварного и скорого на расправу зверя. Образ медведя, «толстого и смелого» зверя, часто использовался как обозначение гнева [396] Там же. С. 174–175. .

На орудии «Аспид» 1590 г. («Аспид», упоминаемый в 1577 г., наверняка имел такой же бестиарный сюжет) изображен распластанный на дульной части крылатый змей, соответствующий описанию Азбуковника – «нос имеет птичий и два хобота, а в коей земле вчинится, ту землю пусту учинит». Украшение символизирует опустошение, которое причинит орудие врагу. В источниках упоминаются неоднократно орудия, имевшие название «Змей». Очевидно, на них были изображены летящие повелители природных стихий, символизировавшие зло и насилие. Античные образы полузмей-полуженщин также не раз воспроизводились на русских орудиях. На пищали «Острая панна» 1564 г. были изображены «две ехидны человекообразные», а на пушке «Ехидна» 1577 г., судя по описанию 1695 г. – полуженщина-полузмея, «в правое руке держит яблоко». Судя по рисунку Я. Телотта, на чоховском орудии «Драгон» всю дульную часть занимала фигура летящего четырехпалого дракона, высунувшего длинный язык в направление выстрела. Из описания взятия Казани 1552 г. известны пищали «Змей Летячей» и «Змей Свертной», на которых был изображен летящий крылатый змей. Возможно, А. Чохов позаимствовал такое изображение у своего учителя, Каспара Ганусова, или у какого-нибудь другого иностранного мастера.

Изображения хищных птиц – ястребов, дермлигов, соколов, орлов, кречетов, кобцов, – символизирующих силу и стремительность, были также популярны. Следует напомнить, самая крупная в царствование Ивана Грозного пищаль калибром в 100 фунтов носила имя «Орел». На пищали «Беркут» 1572 г. имелась скульптурка хищной птицы с кривым клювом, сидящей на ветке. До наших дней сохранилось изображение орудия «Ястреб» – дульная часть орудия была украшена пояском с травами и изображением ястреба, схватившего за горло левой лапой утку или лебедя. Данная композиция символизировала жестокость и насилие.

Несколько в стороне стоит образ павлина («палвин горд злато-крытним хвостом» [397] Там же. С. 199. ), и мы не знаем, как он был (и был ли?) запечатлен на двух гигантских бомбардах 1488 и 1556 гг. Первая пушка – и это очевидно – была названа по прозвищу мастера («Павлин Дебосис» = Паоло де Боссо), на второй, мастера Степана Петрова, по описаниям 1694–1695 гг. никаких изображений павлина не было. Возможно, орудие названо из-за своей красоты и изящности, которая олицетворяла богатство и величие государя.

Таким образом, подавляющее большинство изображений именных русских орудий XVI в. символизировали разрушение, опустошения, агрессию. В этом они очень похожи на своих европейских собратьев, у которых названия орудий были подкреплены девизами (ревельское орудие Корта Хартмана 1559 г.: «Меня назвали «Красным львом». Железным ядром я бью врага», ревельское орудие Карстена Миддельтропа 1559 г.: «Львом меня назвал Ревельский магистрат, чтоб его врагов разгромил бы я, тех, кто не желает жить в мире с ним», рижское орудие Микелиса Байерса из Нюрнберга 1568 г.: «Когда я, маленькая кошечка, ловлю мышей, то слышен шум, когда я ударю – ничто не уцелеет» и т. д.).

Большая часть русских орудий украшались травами. Андрей Чохов и его ученики, например, часто использовали в качестве «травяного» орнамента изображения гвоздик, васильков и пяти- и шестилистников, М. Микулаев и С. Дубинин вкрапляли в витиеватые орнаменты изображения птиц, антропо- и зооморфных существ.

Почти все известные нам орудия XVI в. имели на стволах надписи – как автографы мастеров («Кашпир», «Богдан», «Игнатей», «Niclas Oberacker», «Iacob van Weilerstat»), так и титулатуру государя.

Барельефные надписи на стволах являются, если можно так выразиться, «конечным продуктом» делопроизводства, касающегося литья. Сами документы XV–XVI вв. погибли в пожарах, но сохранившиеся памятники – музейные экспонаты – позволяют в какой-то мере «воскресить» безвозвратно утраченный массив документации. По крайней мере историк может судить не только о размерах и месте изготовления того или иного орудия, но и мысленно воссоздать все этапы литейного производства – от государева указа об отливке до принятия, говоря современными словами, специальной комиссией орудия в эксплуатацию. К примеру, исследование барельефных надписей на стволах может существенно прояснить вопрос об эволюции титулатуры русских государей, ибо артиллерия в XV–XVI вв. всегда занимала одно из главных государственных дел. Отливку самых больших и изящных орудий как важнейшее событие отмечали даже летописи (например: 12 августа 1488 г. «слил Павлин Фрязин Дебосис пушку велику» [398] ПСРЛ. Т. 18. С. 272; Т. 26. С. 279. . В 1586 г. «повелением государя царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Русии слита пушка большая, такова в Руси и в ыных землях не бывала, а имя ей Царь» [399] ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 196. .)

Некоторые эпиграфические надписи, выполненные на стволах пушек, могли быть высочайше утверждены правительством, следовательно, «барельефная» титулатура имеет прямое отношение к процессам, касающимся принятия новых форм титула, начиная с его апробации до официального принятия. Несомненно, что оформление титулатуры на стволах имело отношение скорее к внутриполитическим процессам, к принятию титула в пределах страны, однако связь с внешней политикой, с употреблением той или иной формы титула в международных связях.