Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций [Книга 1]

Если в индустриально развитых странах процессы атомизации и формирования «массового общества» разворачивались преимущественно под воздействием распространения рыночных отношений и коммерциализации социальной сферы, то в государствах, которые осуществляли политику форсированной модернизации, эти явления порождались в значительной мере действиями правящих элит. Одним из наиболее характерных примеров в этом отношении можно считать последствия политики принудительной коллективизации и ускоренной индустриализации, проводившейся в Советском Союзе в 1920-е - 1930-е годы. Быстрое создание экономики, основанной на тяжелой промышленности, требовало наличия значительных средств и рабочих рук, и для их обеспечения государство предприняло радикальную ломку всей социальной структуры, включая уничтожение крестьянской общины, превращение сельского населения в зависимых работников, создание огромной массы работников-заключенных, переселение жителей в новые создаваемые промышленные центры и т.д., результатом чего стал резкий и болезненный слом традиционных общественных отношений и устоявшихся социальных и территориальных связей. Данная модель послужила примером и для многих других государств, в том числе в зоне глобального Юга, власти которых ориентировались на форсированное, «догоняющее» развитие. Однако осуществить подобное разрушение прежней структуры социума там удалось в весьма различной степени, и во многих странах Азии, Африки, Латинской Америки сохранились традиционные институты или их элементы (общины, кланы, родо-племенные группировки и т.д.). Дополнительным фактором, который способствовал их размыванию, стала экономическая глобализация конца XX в., которая значительно усилила интеграцию этих стран в мировой рынок.

Особые модели модернизации возникли к концу XX в. в странах Восточной Азии. Примером здесь стала Япония, которая в 1950-е - 1970-е годы совершила мощный экономический рывок, опираясь на широкое использование новейших достижений науки и техники, развитие образования и массовое производство конкурентоспособных товаров на экспорт. Одновременно поощрялся и внутренний спрос. Вес это позволило Японии в 1970-е годы стать третьей по мощи экономикой мира (после США и СССР). Социальная структура японского общества приблизилась к той, которая существует в Северной Америке и Западной Европе. Вслед за Японией экспортно-ориентированная модель развития была заимствована «новыми индустриальными странами» Азии, среди которых выделялись так называемые «азиатские тигры» (Гонконг, Южная Корея, Сингапур, Тайвань) и страны «второй волны» (Малайзия, Таиланд). Мотором модернизации служило производство на экспорт качественных товаров, дешевизна которых определялась в первую очередь более низким уровнем оплаты труда. Увеличение доходов от экспорта способствовало затем росту обеспеченных слоев населению, обладающих платежеспособным спросом, что, в свою очередь, стимулировало производство для внутреннего потребления и общее повышение благосостояния.

Наиболее впечатляющий модернизационный рывок в конце XX в. был совершен Китаем, где он прошел несколько последовательных этапов. На первом из них жесткая диктатура, установленная в 1949 г. режимом Коммунистической партии Китая во главе с Мао Цзэдуном, обеспечила централизацию и унификацию страны, подготовив тем самым почву для последующих преобразований. Рыночные реформы, проводившиеся затем с конца 1970-х годов, позволили, с одной стороны, обеспечить значительный рост сельскохозяйственного производства при одновременном возникновении в деревне десятков миллионов «избыточных» рабочих рук, которые привлекались на частные иностранные и китайские предприятия, производившие продукцию прежде всего на экспорт за счет крайней дешевизны и в значительной мере бесправия рабочей силы. Стремительный экономический рост превратил Китай в начале XXI в. во вторую по мощи экономику и настоящую «мастерскую мира». Влияние китайского капитала ощутимо во многих странах как глобального Юга, так и глобального Севера, и Китай выдвинулся на передовые позиции в борьбе за мировую гегемонию. В самой стране сформировались многочисленные «средние» слои населения, которые служат основой для роста внутреннего потребления и расширения обслуживающего его производства.

В то же время модернизация в Китае, как и в других странах, явственно демонстрирует и «теневые» стороны и болезненные эффекты. Такие результаты происходящих трансформаций, как резкая социальная дифференциация, размывание традиционных деревенских структур, возникновение многомиллионного слоя рабочих-мигрантов, вынужденных покидать привычные места жизни и уезжать на работу в тяжелых и нередко бесправных условиях, коррупция, невысокий уровень заработной платы и социальных выплат, широкомасштабное закрытие нерентабельных и устаревших предприятий (особенно в старых промышленных районах), катастрофические экологические последствия бурного хозяйственного развития нередко приводят к массовым социальным протестам.

«БЕГСТВО ОТ СВОБОДЫ» И ТОТАЛИТАРНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ

Одной из реакций на тенденции нарастания социальной атомизации стал подъем в период после Первой мировой войны массовых движений тоталитарного типа (фашистских, национал-социалистических, национал-синдика-листских и др.). Оказавшись в ситуации распада устоявшихся общественных связей, утратив ощущение сопричастности к определенному территориальному сообществу или социальной группе, а вместе с тем - и свое место в социуме, многие люди оказались склонны к «бегству от свободы» (Э. Фромм), т.е. к поискам замены этих связей иной силой (своего рода псевдосообществом), с которой они могли бы себя идентифицировать, ощутить себя своими, преодолев изоляцию. Такими точками опоры все больше становились нация и воплощающие ее институты - государство или политическое движение.

Саморастворение в псевдосообществе, как отмечали социальные психологи, имело две стороны, условно названные ими «садистской» и «мазохистской». В совокупности эта реакция соединяла в себе стремление господствовать над более слабыми и рабски покоряться высшим и сильным. Она могла сопровождаться и специфическим бунтарством, однако направленным нс против иерархии и господства как таковых, а на подчинение новой, более сильной власти, иррациональной воле или «естественному закону». Опирающаяся на эти психологические черты и конформистские привычки «авторитарная личность», оказываясь рядом с другими такими же индивидами в деструктурированной «массе», становилась крайне восприимчивой для националистических и социал-дарвинистских настроений.