Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

После прекращения «Московского Телеграфа» брат мой не имел никаких сношении с Пушкиным; не знаю даже, встречались ли они в последние годы жизни поэта. Один жил в Москве, другой в Петербурге. Но лучшим доказательством, как высоко уважал и любил Пушкина Н. А. Полевой, может служить впечатление, произведённое на него смертью поэта. В Москве пронеслись слухи о дуэли и опасном положении Пушкина, но мы не слыхали и не предполагали, что он был уже не жилец мира. Утром, по какому-то делу, брат заехал ко мне и сидел у меня в кабинете, когда принесли с почты «Северную Пчелу», где в немногих строках было напечатано известие о смерти Пушкина. Взглянув на это роковое известие, брат мой изменился в лице, вскочил, заплакал и, бегая по комнате, воскликнул: «Да что же это такое?.. Да это вздор, нелепость! Пушкин умер!.. Боже мой!..» И рыдания прервали его слова. Он долго не мог успокоиться. Искренние слёзы тоски, пролитые им в эти минуты, конечно, примирили с ним память поэта, если при жизни между ними ещё оставалась тень неприязни […]

Пушкин родился в Москве. Отец его, Сергей Львович, человек ограниченного ума, больше любивший светскую жизнь, подобно брату своему поэту Василию Львовичу (имевшему свой дом на Басманной и славившемуся отличным поваром Власом, которого он называл Blaise; этот умер в Охотном ряду в последнюю холеру), не мог внушить большой привязанности к себе в сыне своём. Гораздо больше могла иметь влияния на последнего мать — Надежда Осиповна, женщина, отличающаяся умом. Из других членов семейства есть ещё брат нашего поэта, Лев Сергеевич, который теперь служит в Одессе при карантине, добрый малый, чрезвычайно похожий лицом на покойного поэта, и сестра, Ольга Сергеевна, к которой Пушкин питал особенную привязанность; она за Павлищевым, что служит в Варшаве и несколько занимается литературой. Пушкины постоянно жили в Москве, но на лето уезжали в деревню Захарьино, верстах в сорока от Москвы, принадлежавшую родственникам Надежды Осиповны. Это сельцо теперь принадлежит помещице Орловой. Здесь Пушкин проводил своё первое детство, до 1811 года. Старый дом, где они жили, срыт; уцелел флигель. Местоположение хорошее. Указывают несколько берёз, и на некоторых вырезанные надписи, сделанные, по словам теперешнего владельца Орлова, самим будто Пушкиным, но это, должно быть, выдумка, потому что большая часть надписей явно новые. Особенно заметить следует, что деревня была богатая: в ней раздавались русские песни, устраивались праздники, хороводы, и стало быть, Пушкин имел возможность принять народные впечатления. В селе до сих пор живёт женщина Марья, дочь знаменитой няни Пушкина, выданная за здешнего крестьянина. Эта Марья с особенным чувством вспоминает о Пушкине, рассказывает об его доброте, подарках ей, когда она прихаживала к нему в Москве, и между прочим об одном замечательном обстоятельстве. Перед женитьбой Пушкин приехал в деревню, которая уже была перепродана, на тройке, быстро обежал всю местность и, кончивши, заметил Марье, что всё теперь здесь идёт не по прежнему. Ему, может быть, хотелось возобновить пред решительным делом жизни впечатления детства. Более следов Пушкина нет в Захарьине. Деревня эта не имеет церкви, и жители ходят в село Вязёмы, в двух верстах; здесь положен брат Пушкина [Николай], родившийся 1802 года, умерший в 1807 году. Пушкин ездил сюда к обедне. Село Вязёмы, которое Пушкин в детстве без сомнения часто посещал, принадлежало Годунову; там доселе пруды, ему приписываемые; старая церковь тоже с воспоминаниями о Годунове; стало быть, в детстве Пушкин мог слышать о Годунове. [463]

Лицей был заведение совершенно на западный лад; здесь получались иностранные журналы для воспитанников, которые в играх своих устраивали между собою палаты, спорили, говорили речи, издавали между собою журналы и пр.; вообще свободы было очень много. Лицейский анекдот: император Александр ходя по классам спросил: «Кто здесь первый?» — «Здесь нет, ваше императорское величество, первых; все вторые», отвечал Пушкин.

Когда вышел «Руслан и Людмила», за разные вольные стихи, особенно за «Оду на свободу», император Александр решился отправить его в Соловки. Здесь спас его Пётр Яковлевич Чаадаев. Он отправился к Карамзиным, упросил жену Карамзина, чтоб она допустила в кабинет мужа (который за своею «Историей» по утрам никого, даже жену не принимал), рассказал Карамзину положение дела, и тот тотчас отправился к Марии Феодоровне, к которой имел свободный доступ, и у неё исходатайствовал, чтобы Пушкина послали на юг. За этот поступок Пушкин благодарил Чаадаева одним стихотворением в четвёртом томе «К Ч—ву». [464]Ещё в Петербурге был начат «Евгений Онегин». [465] После позволено было ему жить в деревне, где много было написано.

Во время коронации государь послал за ним нарочного курьера (обо всём этом сам Пушкин рассказывал) везти его немедленно в Москву. Пушкин перед тем писал какое-то сочинение в возмутительном духе, и теперь, воображая, что его везут не на добро, дорогою обдумывал далее это сочинение; а между тем известно, какой приём сделал ему великодушный император. Тотчас после этого Пушкин уничтожил своё возмутительное сочинение и более не поминал о нём. [466]

Москва приняла его с восторгом. Везде его носили на руках. [467]Он жил вместе с приятелем своим Соболевским на Собачьей площадке, в теперешнем доме Левенталя; Соболевского звал он Калибаном, Фальстафом, животным. Насмешки и презрение к Полевым, особенно к Ксенофонту, за его «Михаила Васильевича Ломоносова». Здесь в 1826 году читал он своего «Бориса Годунова». [468]Вообще читал он чрезвычайно хорошо. Утро, когда он читал наизусть своего «Нулина» Шевырёву у Веневетиновых. На бале у последних (Веневитиновы жили на Мясницкой, почти против церкви Евпла, в угловом доме) Пушкин пожелал познакомиться с Шевырёвым. Веневитинов представил Шевырёва ему; Пушкин стал хвалить ему только тогда напечатанное его стихотворение «Я есмь» и даже сам наизусть повторил ему несколько стихов, что было самым дорогим орденом для молодого Шевырёва. После он постоянно оказывал ему знаки своего расположения.

В Москве объявил он своё живое сочувствие тогдашним молодым литераторам, в которых особенно привлекала его новая художественная теория Шеллинга, и под влиянием последней, проповедывавшей освобождение искусства, были написаны стихи «Чернь». Сблизившись с этими молодыми писателями, Пушкин принял деятельное участие в Московском Вестнике , который явился как противодействие Телеграфу, которого Пушкин не терпел и в котором несмотря на заискивание издателя не поместил ни одной пьесы. [469]Пушкин любил очень играть в карты; между прочим, он употребил в уплату карточного долга тысячу рублей, которые заплатил ему Московский Вестник за год его участия в нём.