Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Мне ничего лучшего не остаётся, как разорваться на части для восстановления репутации моего милого сына.

Пожар в Лицее возник днём 12 мая 1820 г., затушить его, вследствие сильного ветра, удалось лишь на следующий день. Лицей выгорел весь, пострадал и дворец.

Ах, это по-рыцарски.

Переход Пущина (и некоторых других заговорщиков) в январе 1823 г. в гражданскую службу продиктован был требованиями тайного общества, в задачи которого входило расширение сферы своего влияния за счёт гражданских чиновников.

Пущин приехал в Михайловское 11 января 1825 г.

Автор имеет в виду портрет Пушкина работы О. А. Кипренского, гравированный Н. И. Уткиным. Он был приложен к «„Северным Цветам“ на 1828 год» и затем к тому I Собрания сочинений Пушкина, под ред. П. В. Анненкова, СПб., 1855.

Делать весёлое лицо при плохой игре.

Отнесённый Верховным уголовным судом к 1-му разряду государственных преступников, Пущин приговорён был к 20 годам каторжных работ, но до отправки в Сибирь он 20 месяцев просидел в Шлиссельбургской крепости.

Стихотворение это Пущин переслал П. А. Плетнёву через П. П. Ершова, автора сказки «Конёк-Горбунок», и оно было напечатано в «Современнике», 1841, XXII, стр. 172, конечно, без имени ссыльного Пущина, сообщённого только уже после амнистии декабристов в «Библиогр. Записках», 1858, № 11.

Указание Пущина на получение А. Г. Муравьёвой этого листка через третьи руки противоречит сообщению Якушкина (см. стр. 188 [См. самый конец воспоминаний Якушкина. — Прим. lenok555 ]). «„Мой первый друг и проч.“ я получил от брата Михаила в 843 году собственной руки Пушкина, — писал Пущин Матюшкину. — Эта ветхая рукопись хранится у меня как святыня. Покойница А. Г. Муравьёва привезла мне в том же году список с этих стихов, но мне хотелось иметь подлинник и очень рад, что отыскал его».

«Последняя могила Пушкина! — писал Пущин в 1840 г. И. В. Малиновскому. — Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история и если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашёл средство сохранить поэта-товарища, достояние России…» (И. И. Пущин, «Записки о Пушкине и письма», под ред. С. Я. Штрайха, 1927, стр. 133). Ещё прежде Пущин писал Е. А. Энгельгардту: «О Пушкине давно я глубоко погрустил; в „Современнике“ прочёл письмо Жуковского; это не помешало мне и теперь не раз вздохнуть о нём, читая Спасского и Даля (см. стр. 515—521, 560—564 С. Г. [Точнее, стр. 515—520. Это „Смерть А. С. Пушкина“ у Даля и мемуары Спасского. — Прим. lenok555 ]) Мы здесь очень скоро узнали о смерти Пушкина, и в Сибири даже, кого могла, она поразила, как потеря общественная» (там же, стр. 115).

Естественным дополнением к воспоминаниям Пущина о лицейской жизни Пушкина служит записка С. Д. Комовского, несмотря на её общий недоброжелательный, а местами попросту клеветнический тон, объясняющийся личными отношениями Пушкина и Комовского. Лицейский товарищ Пушкина, Сергей Дмитриевич Комовский (1798—1880), в школьные годы стяжал среди товарищей нелестную репутацию «фискала». Ханжеские наклонности, страсть к издёвке и «привязчивость» отталкивали от него товарищей. Тем не менее, по окончании Лицея он часто встречался с товарищами. Впрочем, отношения их могли питаться исключительно школьными воспоминаниями, ибо неприкрытый и не всегда чистоплотный карьеризм Комовского отнюдь не мог располагать в его пользу. (Сводку материалов о Комовском см. в биографическом очерке его в книге Н. А. Гастфрейнда, «Товарищи Пушкина по имп. Царскосельскому лицею», т. II, СПб, 1912.)

Записка Комовского возникла в качестве ответа на вопросы, составленные в 1851 г. П. В. Анненковым, собиравшимся писать биографию Пушкина. Ответы свои Комовский сообщил М. А. Корфу, который, сделав одно замечание, передал их лицеисту М. Л. Яковлеву, в свою очередь, со своими замечаниями, сообщившему их лицеисту A. А. Корнилову. Последний вернул их Комовскому с таким отзывом: «С моей стороны я не сделал никаких замечаний: написанное тобою я нахожу верным». Впервые записка Комовского была напечатана Я. К. Гротом в его книге «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники» (СПб., 1898, стр. 218—221), откуда перепечатана Н. А. Гастфрейндом в названной книге (стр. 543—545). Подлинник её хранится в архиве Пушкинского Дома, и там же имеется рукопись второй, неопубликованной, редакции записки Комовского, переработанной им на основании замечаний товарищей. Впервые публикуя эту вторую редакцию, в подстрочных примечаниях мы поместили все значительные разночтения из первой редакции, а также замечания М. Л. Яковлева и М. А. Корфа. Перу Комовского принадлежит ещё отрывок биографии Пушкина (детство), полностью использованный в «Материалах» Анненкова.

Слова бывшего гувернёра Сергея Гавриловича Чирикова. С. К.

В 1-й редакции: «вместе с другом своим б. Дельвигом» и ремарка М. Л. Яковлева: «Почему именно вместе с другом своим бароном Дельвигом?»

Воспитанники 1-го курса делены были только на два разряда и при выпуске своём из Лицея награждены были чинами: во-1-х офицера Гвардии (или IX классом) и во-2-х офицером Армии (или X классом). С. К.

В 1-й редакции: «… и даже в церкви». Ремарка Яковлева: «Это замечание, по мнению моему, вовсе лишнее». Ремарка Комовского: «Замечание того же гувернёра С. Г. Чирикова».

В 1-й редакции ремарка Яковлева: «Лицо Пушкина, и ходя по комнате, и сидя на лавке, часто то хмурилось, то прояснялось от улыбки».

В 1-й редакции: «Набрасывая же мысли свои на бумагу, он удалялся всегда в самый уединённый угол комнаты…» Ремарка Яковлева: «Не правда. Писал он везде, где мог, а всего более в математическом классе».

В 1-й редакции ремарка Яковлева: «Не помню и не знаю, кто боялся сатир Пушкина; разве один Пешель, но и этот только трусил. Острот Пушкин не говорил».

Н. Ф. Кошанский, преподававший в Лицее российскую и латинскую словесность, далеко не сразу оценил дарование Пушкина и, хотя впоследствии высоко ставил его талант и с большим вниманием следил за его литературной деятельностью, не мог оказать на Пушкина сколько-нибудь значительного влияния, будучи схоластиком и поклонником высокопарного славянского стиля. С мая 1814 по июнь 1815 г. больного Кошанского заменял проф. А. И. Галич, увековеченный Пушкиным в ряде стихотворений.

В 1-й редакции: «Один только профессор российской и латинской словесности К[ошанск]ий, предвидя необыкновенный успех поэтического таланта Пушкина, старался всё достоинство оного приписывать отчасти себе и для того употреблял все средства, чтобы как можно более познакомить его с теориею отечественного языка и с классическою словесностью древних, но к последней не успел возбудить в нём такой страсти, как в Дельвиге». Ремарка М. А. Корфа: «Так: но вместе с тем К[ошанск]ий — особенно в первое время — всячески старался отвратить и удержать Пушкина от писания стихов, частию, может быть, возбуждаемый к тому ревностию или завистию: ибо сам писал и печатал стихи, в которых боялся соперничества возникающего нового гения». Ремарка Яковлева: «Русским языком занимался Пушкин не потому, чтобы кто-нибудь из учителей побуждал его к тому, а по страсти, по влечению собственному. Пушкина талант начал развиваться в то время, когда Кошанский, по болезни, был устранён и три года в Лицее не был. Дельвиг вовсе не Кошанскому обязан привязанностью к классической словесности, а товарищу своему Кюхельбекеру».