Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Рассказ В. А. Соллогуба см. выше, стр. 536 [Ориентир: ссылка на прим. [534] и ниже. — Прим. lenok555 ].

В 1818—1821 гг. Соболевский учился в Петербургском благородном пансионе при Главном педагогическом институте, где товарищами его были Лев Пушкин, М. И. Глинка, Нащокин, С. Д. Полторацкий, Н. А. Маркевич, Н. А. Мельгунов и др., а русский язык и словесность преподавал В. К. Кюхельбекер.

Пушкин остановился у Соболевского по приезде своём из Михайловского в Москву 19 декабря 1826 г. и прожил у него до отъезда в Петербург в ночь на 20 мая 1827 г. Дом этот на Собачьей площадке (ныне № 12/2) впоследствии капитально перестроен и утратил внешний и внутренний облик пушкинских времён.

Соболевский имеет в виду листок с «Пророком», который, по свидетельству А. В. Веневитинова («Русск. Старина», 1880, № 3, стр. 673—675), С. П. Шевырёва (см. стр. 462) и других современников, Пушкин взял с собой, будучи в 1826 г. вызван из Михайловского в Москву, с тем, чтобы вручить его царю в случае неблагоприятного окончания аудиенции. Согласно наиболее распространённой версии, Пушкин выронил этот листок во дворце на лестнице и сам же нашёл и подобрал его, выходя из дворца. «Этот рассказ, ходивший тогда в кружке знакомых Пушкина, — сообщает П. А. Ефремов, — повторял впоследствии и близкий приятель Пушкина С. А. Соболевский, но повторял с некоторыми только вариантами. По его словам, потеря листка со стихами сделана; листок отыскался не во дворце, а в собственной квартире Соболевского, куда Пушкин приехал из дворца; самый листок заключал „Пророка“ с первоначальным, впоследствии изменённым, текстом последней строфы:

(«Русск. Старина», 1880, № 1, стр. 133). П. В. Нащокин рассказывал П. И. Бартеневу, что Пушкин сжёг «Пророка» ещё в Михайловском, встревоженный вызовом из ссылки и не ожидая от этого «ничего благоприятного», на что Соболевский возразил: «Пророк приехал в Москву в бумажнике Пушкина» («Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым». Вступительная статья и примечания М. А. Цявловского, М., 1925, стр. 34). [Возврат к примечанию [466]]

Поэт и публицист Фёдор Николаевич Глинка (1786—1880), выдающийся член правого крыла Союза Благоденствия, в 1819—1822 гг. состоял для особых поручений при петербургском военном генерал-губернаторе гр. М. А. Милорадовиче. Будучи благодаря этому в курсе всех правительственных мероприятий, Глинка имел возможность широко информировать о них своих сочленов по тайному обществу. Таким образом он одним из первых узнал и о грозе, собравшейся над головой Пушкина, и принял в его судьбе энергичное участие. Невысоко ставя Глинку-поэта (не раз высмеянного им в эпиграммах), Пушкин глубоко уважал его как человека. Когда в 1820 г., уже после высылки Пушкина, Глинка не побоялся напечатать (в «Сыне Отечества») стихи, посвящённые восторженной характеристике опального поэта, Пушкин ответил ему посланием («Когда средь оргий жизни шумной»), которое переслал в письме к брату, пояснив: «Покажи их Глинке, обними его за меня и скажи ему, что он всё таки почтеннейший человек здешнего мира». В петербургский период своей жизни Пушкин находился под несомненным политическим влиянием Глинки. Воспоминания Ф. Н. Глинки напечатаны в «Русск. Архиве», 1666, стр. 918—922.

«Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако, и громоносное, — писал H. М. Карамзин 19 апреля 1820 г. И. И. Дмитриеву. — Служа под знамёнами либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и проч., и проч. Это узнала полиция etc. Опасаются следствий. Хотя я уже давно, истощив все способы образумить эту беспутную голову, предал несчастного Року и Немезиде, однакож, из жалости к таланту замолвил слово, взяв с него обещание уняться. Не знаю, что будет» (Письма H. М. Карамзина И. И. Дмитриеву, СПб., 1886, стр. 287).

В своих хлопотах за Пушкина Карамзин был далеко не одинок. Горячее участие в нём приняли и Чаадаев, и Энгельгард, и Жуковский, и Гнедич, и А. Тургенев, сообщавший 21 апреля 1820 г. Вяземскому, что Пушкин едва не попался в беду, «из которой спасён моим добрым гением и добрыми приятелями» (О. А., II, стр. 35). Именно влиятельное заступничество друзей, как это явствует из официальной записки на имя генерала Инзова, представленной 2 мая 1820 г. гр. И. А. Каподистрией Александру I («Русск. Старина», 1887, № 1, стр. 239—240), спасло Пушкина от грозившего ему заточения в крепость или ссылки в Сибирь. Преследования Пушкина закончились всего лишь высылкой его из Петербурга, облечённой притом ещё в форму служебного перевода: числившийся чиновником коллегии иностранных дел, Пушкин переведён был в Екатеринослав, в распоряжение главного попечителя колонистов южной России генерала И. И. Инзова [Опечатка: «И. Н. Инзова». — Прим. lenok555 ]. Самая высылка Пушкина мыслилась, к тому же, и не долговременной. Карамзин рассчитывал, что она продлится менее полугода («С. Н.», кн. I, стр. 101).

Милорадович действительно принял близкое участие в судьбе Пушкина, и поддержка его сыграла, повидимому, значительную роль при решении участи поэта.

Автор воспоминаний — штаб-лекарь Евстафий Петрович Рудыковский (1784—1851), сопровождавший семью Раевских в их путешествии на Кавказ и в Крым. Он должен очень восторженно встретить Пушкина, ибо сам занимался стихотворством. Должно быть, к нему относится эпиграмма Пушкина, написанная как раз во время путешествия на Кавказ:

Воспоминания Е. П. Рудыковского напечатаны в «Русск. Вестнике», 1841, № 1.

Приехав в середине мая 1820 г. в Екатеринослав, Пушкин недели через две, в конце мая, выехал на Кавказ с семейством H. Н. Раевского. 24 октября 1820 г. он писал брату: «Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновенью. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашёл меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. Сын его… предложил мне путешествие к Кавказским водам; лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить; Инзов благословил меня на щастливый путь».

Поездка эта оставила в Пушкине восторженные воспоминания. «Мой друг, щастливейшие минуты жизни моей провёл я посреди семейства почтенного Раевского» — вспоминал он в том же письме к брату. В первых числах июня они прибыли на Кавказские минеральные воды, где оставались два месяца. Август провели в Тамани, Керчи и Феодосии. С конца августа до середины сентября — в Гурзуфе. 21 сентября Пушкин приехал в Кишинёв.