Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

Этот образ возникает не только у Босха. В августе 1563 года по улицам Антверпена прошла необычная процессия, а по сути – аллегорически-моралистический спектакль. Главным героем шествия была повозка, нагруженная сеном. За повозкой увивались и влеклись люди всех мастей (ростовщики, банкиры, торговцы, военные и т. д.), искушаемые сеном – метафорой богатства.

Гравюра Бартоломеуса де Момпера 1559 года демонстрирует двадцать пять сцен различных пороков, свойственных человеческой природе, подписанных в стихотворной форме рядом со сценками: войны, убийства, тщеславие Икара, похоть, разбой и т. д. В центре же вновь фигурирует повозка сена, управляемая дьяволом, а на самом стоге сидит его «брат», соблазняющий и манящий людей охапками жухлой травы. Вверху слева – резюмирующая максима: духовные и светские лица всех рангов демонстрируют свои пороки, посему хорошо человеку избегать зла, в противном же случае – всё в сено обернётся (рис. 3). Эту же тему развивает гобелен в Королевской коллегии Мадрида и копия триптиха «Воз сена» во дворце короля Испании – Эскориале.

Рис. 3. Бартоломеус де Момпер. Гравюра. Брюссель. Koninklijke Bibliotheek van België, Brussels.

Аллегория воза сена, иносказательное обличение материальных земных благ и погони за ними встречается и до XVI века. Однако Босх создал оригинальный образ, – без опоры на иконографию, – ведь наверняка ему доводилось видеть описанную выше процессию на улицах родного города. Вместе с тем поэтизация сена представляется и характерным библиизмом: « Не скрывай лица Твоего от меня; в день скорби моей приклони ко мне ухо Твоё; в день, [когда] воззову [к Тебе], скоро услышь меня; ибо исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня; сердце мое поражено, и иссохло, как трава, так что я забываю есть хлеб мой; от голоса стенания моего кости мои прильпнули к плоти моей» , в псалме (101:3–6), « Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: «возвратитесь, сыны человеческие!». Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи. Ты как наводнением уносишь их; они – как сон, как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает; ибо мы исчезаем от гнева Твоего и от ярости Твоей мы в смятении » (Пс. 89:4–6). В Ветхом Завете образ цветов и трав часто подан в лирическом ключе, как предвестник кончины и воздаяния: « Горе венку гордости пьяных Ефремлян, увядшему цветку красивого убранства его, который на вершине тучной долины сраженных вином! Вот, крепкий и сильный у Господа, как ливень с градом и губительный вихрь, как разлившееся наводнение бурных вод, с силою повергает его на землю. Ногами попирается венок гордости пьяных Ефремлян. И с увядшим цветком красивого убранства его, который на вершине тучной долины, делается то же, что бывает с созревшею прежде времени смоквою, которую, как скоро кто увидит, тотчас берет в руку и проглатывает ее » (Ис. 28:1–4). В книге Исаии (40:6–8) сказано: « Голос говорит: возвещай! И сказал: что мне возвещать? Всякая плоть – трава, и вся красота её – как цвет полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа: так и народ – трава. Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего пребудет вечно ». В Новом Завете образ зарифмован с предчувствием скорого Апокалипсиса, встречается яркая эсхатологическая метафора вялых и засохших растений как символа тщеты, суеты и греха перед лицом деяний господних и Страшным судом: у Матфея (6:30), в первом послании к Коринфянам Павла (3:12), у Иакова (1:10–11), в первом послании Петра (1:24–25).

Народный фольклор, склонный к обобщениям, зачастую сводил библейские поэтические образы к определённой формуле (крылатым фразам, пословицам, погворкам, максимам). И с XVI века начинают встречаться литературные выражения: «это всё есть сено», «наполнить сеном» чей-либо головной убор (читай: голову), «дать сена» или «отвезти сена» кому-либо, – говорящие о пустопорожности, обмане и лжи.

Открытием, пролившим свет на необычный образ, стал случайно найденный текст в королевской библиотеке Брюсселя – «предание о сене» (нид. van den hopper hoys). В 60-е годы XV века Пьетерн ден Брант создал одну из важнейших средневековых нидерландских рукописей ( Geraardsbergse handschrift ) – компилятивный сборник, состоящий из различных занимательных текстов. В нём представлены головоломки, благочестивые изречения, моралите, материалы катехизации, историографические справки, описания паломнических маршрутов, календари, исповедальные рекомендации и разные поучительные и душеспасительные истории, в том числе поэма-песенка, известная в нидерландском фольклоре XV века. В этой нравоучительной «частушке» поётся о том, как Бог сложил всё лучшее воедино – как копну сена – для общего блага человечества. Однако каждый человек (фламандцы, немцы, французы – все), одолеваемый завистью и прочими пороками, хотел заполучить себе всё, разрушив общечеловеческое богоданное благо, как когда-то это благо разрушили падшие ангелы, а также Адам и Ева [44] Het Geraardsbergse handschrift. Hilversum, 1994, pр.77–79. . Сей оригинальный фольклорный и в то же время литературный текст (а он как минимум на 20 лет старше триптиха) хронологически и концептуально ближе всего к образу сена у Иеронима.

На триптихе Иеронима изображены представители разных социальных, возрастных, гендерных категорий: монархи, монахи и клирики, женщины и мужчины, дети, крестьяне, купцы и бюргеры – они одержимы страстью, разворачивающейся вокруг сена. В идиомах и поговорках староголландского языка, как в бытовой, так и в литературной речи, за сеном закрепилось значение «пустота», «пшик», «ничто». Воз сена окружён всякого рода прохвостами, пройдохами и прохиндеями, обманщиками и шарлатанами, вожделеющими завладеть хоть щепоткой сухой травы – субститута ложных благ и напрасных надежд.

Символическое значение «сена» как «ничто» (суеты сует) раскрывает картину Иеронима в эсхатологическом ключе. Ряд экзотически одетых фигур свидетельствует, что художник стремился показать падение не только западного мира, но и мира Востока: всё человечество одержимо погоней за сеном (богатством, золотом). Если сено – собирательный, обобщающий образ всех пороков и безумств, то Босх составляет своеобразный аллегорический визуальный словарь оных.

Рис. 4. Воз сена, центральная панель.

Рис. 5. Нижний регистр центральной панели.