Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

На переднем, самом нижнем плане, прямо посередине, «орудует» шарлатан-путешественник, бродячий врач. Для «лечения» пациентов он не пренебрегает алхимией и прочими ухищрениями. Этот фрагмент отсылает к другим работам Босха – «Извлечению камня глупости» и «Фокуснику» (картина создана эпигоном Босха, – вероятно, копия). Обманщик, набивший сеном кошелёк, псевдоврач с ожерельем из зубов на шее «лечит» пациентку, которая совершила грех глупости, доверившись ему. На столе проходимца лежит рисунок корня мандрагоры, рядом – бумага индульгенции, отпускающая ему грех бесчестного заработка. Средневековая нидерландская литература изобилует образами таких злолекарей, которые за деньги могут вылечить от любой болезни: будь то зубы, глупость или влюблённость (рис. 6).

Рис. 6 а. Кошелек «врача» набит сеном, а на столе лежат псевдомедицинские атрибуты, в том числе человекообразный корень мандрагоры. «Воз сена», фрагмент.

Рис. 6 б. Антропоморфный корень мандрагоры из первой естественно-исторической энциклопедии «Сад здоровья» (лат. Hortus sanitatis), опубликованной в Майнце (Германия) в 1491 г. Петером Шёффером. В энциклопедии рассказывается о всевозможных лекарственных и псевдолекарственных травах и растениях, книга получила большое признание и выдержала более 60 переизданий (из которых 13 – инкунабулы).

В моралистическом трактате 1300 года итальянского доминиканского монаха Якобуса де Чессолиса « Ludus Scaccorum» , описываются подобного рода шарлатаны, путешествующие по городам, и порицаются глупцы, поддающиеся их нелепому обману [45] Liber de moribus hominum et officiis nobilium super ludo scacchorum (Книга об обычаях людей простых и знатных, или Книга шахмат) ассоциирует различные слои общества, их моральные, религиозные устои с символикой игры и шахматными фигурами. . Нидерландская риторика XVI века приводит говорящие имена подобных врачей: например, господин Нечистое Намерение (Ложная Цель – со староголландского Onreyn Besouck ), господин Ян Паршивый Врач или Старое Тряпьё ( Meester Jan Leurequack ), или просто Господин Обман ( Meester Hoon ) [46] Avelingh, S.G. Dat Scaecspel. Leiden, 1912, p. 130. Bruyn, E. De vergeten beeldentaal van Jheronimus Bosch. Hertogenbosch, 2001, p. 29. .

В ряд проходимцев-обманщиков на первом плане также попадают цыганки, узнаваемые по характерным белым головным уборам широкой овальной формы. Одна из цыганок занята мытьём ребёнка, другая – гадает по руке даме. Хроники XVI века сообщают, что цыгане опасны, они крадут кошельки, попрошайничают, занимаются браконьерством, хиромантией, гаданием, даже похищают и продают детей. Ещё одной примечательной деталью является белая свинья (часто встречающаяся в работах Босха), отсылающая к неблагочестивому образу обманщика – человека, сбившегося с духовного пути ради плотского. Негативное описание свиньи встречаем во втором послании Петра: « Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб. Ибо если, избегнув скверн мира чрез познание Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, опять запутываются в них и побеждаются ими, то последнее бывает для таковых хуже первого. Лучше бы им не познать пути правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди. Но с ними случается по верной пословице: пёс возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи » (2:18–22). Переложение этого образа фигурирует и в стихах известной поэтессы Брабанта XVI века Анны Бейнс ( Anna Bijns ) [47] Refereinen von Anna Bijns. Naar de nalatenschap van Mr. A. Bogaers uitgegeven. Rotterdam, 1875, p. 457. .

Прибыв в Нидерланды, цыгане позиционировали себя как рьяных католиков, что в скором времени перестало выглядеть таким образом, поэтому Босх приравнивает их к неблагочестивцам, которые подобны собакам и свиньям, возвратившимся к своей исконной неблаговидной природе. Рыба, висящая на хворостинке, по-видимому, отсылает к пословице «жарить рыбу ради икринки», что также свидетельствует об алчности и злонравии цыган, в этом фрагменте продающих младенца богатой даме (рис. 7).

Слева, у самого края центральной части, изображён слепой в чёрном цилиндре, ведомый ребёнком (рис. 7). Иногда его также ассоциируют с фокусником или магом. Его фигура вводит мотив слепоты физической и духовной. Ребёнок на спине слепого лжепаломника должен вызвать сострадание к его попрошайничеству – феномену, часто описываемому в литературе Нижних земель XV века.

В компании с цыганами, слепыми, обманщиками оказывается и толстый монах, вальяжно рассевшийся в правой стороне нижнего регистра (рис. 8). Он беспечно выпивает, а чётки, висящие без дела на подлокотнике кресла, свидетельствуют о лености его духа, избегающего монашеских ценностей. Вокруг суетятся монахини, старательно набивают его мешок (кошелёк) сеном (золотом) – аллюзия на стяжательство и богатство служителей клира. Критика католической церкви и её представителей – большая тема, широко и многообразно развитая Босхом. В работах Иеронима служители христианского культа обычно оказываются пособниками лжи и прелюбодеяния. Одна из изображённых фигур – монахиня, протягивающая менестрелю ворох сена, что свидетельствует о покупке услуг интимного характера, поскольку сам бродячий музыкант репрезентирует сексуальность. Труба и мешок (меха) волынки прямо ассоциировались с маскулинностью (такие аллюзии можно встретить не только в нидерландской литературе). Эротизм образа музыканта подчёркивается ещё одной красноречивой деталью: от волынки (аллегории тестикул) тянется веревочка, к ней подвешена колбаска (пенис). А монахиня охотно меняет её на сено. Аллегорическим языком сцена рассказывает о разврате и покупке сексуальных услуг похотливой монахиней. Букет цветов, воткнутый в горлышко вазы над головой менестреля, также намекает на предполагаемое соитие. В средневековой культуре у менестрелей была дурная репутация: они путешествовали по городам, соблазняя оседлый люд развратными стихами, музыкой, пособничали дьяволу, вводя слушателей в состояние возбуждения и аффекта, провоцируемое музыкальными представлениями. Недаром Босх помещает музыкантов в ад, где они страдают от собственных инструментов, становящихся орудиями пыток (глава 6, рис. 46). Музыка, обычно сочетаемая с винопитием и чревоугодием, приводила людей к танцу похоти, прелюбодеянию, греху, а следовательно – в ад. Часто сам дьявол облекается в образ музыканта или танцора и совершает безобразные грехи, совращая людей.