Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Крестьянские волнения выражали общее недовольство крестьян условиями освобождения от крепостной зависимости, сформулированными в Манифесте 19 февраля. Проявления этого недовольства можно было проследить во многих районах Российской империи [800].

Участившиеся повсеместно случаи отказа крестьян исполнять предписанные им на переходный (двухлетний) период обязательные работы на их бывших владельцев побудили Министерство внутренних дел 2 декабря 1861 г. издать по этому поводу специальный циркуляр, четко регламентировавший отношения между крестьянами и помещиками на период до конца февраля 1863 г.

Однако министерский циркуляр, доведенный до сведения заинтересованных сторон, не произвел должного впечатления на крестьян. Это обстоятельство было отмечено в посольстве Франции, где в очередной раз утвердились в убеждении относительно особенностей русского национального сознания, с присущим ему устойчивым стереотипом о добром царе и злодеях-боярах (читай, чиновниках).

Из депеши 1-го секретаря посольства Франции в Петербурге Анри Фурнье министру иностранных дел Эдуарду Тувенелю:

<���…> «В России нет никакого доверия ко всему, что исходит от Администрации; здесь абсолютно верят только слову императора. Это предполагает, что император должен был бы говорить со всеми и повсюду. Министерский циркуляр произведет слабое впечатление; [определяемый им] фатальный срок, истекающий в марте 1863 года, будет продолжать оставаться предметом для беспокойства, что признается не только в правительстве; [этим опасениям] дают дополнительную мотивацию многочисленные отказы от работы и случаи частого неповиновения» [801]. <���…>

Судя по донесениям французского посольства, относящимся к первой половине 1862 г., у дипломатов возникли тогда серьезные опасения по поводу успешного завершения предпринятой крестьянской реформы. Эти опасения связывались не только с обозначившейся в крестьянской среде и в обществе в целом неудовлетворенностью условиями, при которых произошло освобождение крестьян, но также с явной неподготовленностью правительственного аппарата в центре и на местах к проведению реформы. Более того, французские дипломаты усомнились даже в самом инициаторе отмены крепостного права – императоре Александре II, не обладавшем, как им показалось, качествами, необходимыми подлинному реформатору, и главными из этих качеств – решительностью и последовательностью. По мнению «петербургских французов», царю явно не достает твердости, что не позволяет ему полностью контролировать ситуацию не только в стране в целом, но даже в армии, считающейся одной из главных опор самодержавного строя.

Из донесения А. Фурнье министру иностранных дел Э. Тувенелю:

<���…> «Рука, которая управляет, очевидно слаба и нетверда; люди, которых она использует, ни к чему не подготовлены; [им] абсолютно не хватает опыта; [они] удивляются [развитию] событий, в которые оказались вовлечены и которые всерьез ничему [их] не учат, хотя на эти события надо бы смотреть как на предвестники будущего.

Нынешнее положение вещей плачевно и опасно. <���…> Нельзя быть уверенным в войсках и, в особенности в императорской гвардии. В данный момент император много ею занимается, без конца проводит полковые смотры, более чем когда-либо любит показываться перед солдатами и заявляет о своем доверии к ним. Остается лишь уповать на то, что это принесет желаемый результат» [802]. <���…>

Когда Фурнье говорил о ненадежности императорской гвардии, он, по всей видимости, имел в виду скандал, связанный с двумя гвардейскими офицерами, флигель-адъютантами Александра II. Это были сыновья покойного генерала Я. И. Ростовцева, ближайшего сподвижника Александра II в деле освобождения крестьян – Николай и Михаил. После смерти отца они были обласканы императором, получив графские титулы и флигель-адъютантские аксельбанты.

Скандал разразился на исходе весны 1862 г., когда в Зимнем дворце обнаружились революционные прокламации, что вызвало настоящий переполох среди его обитателей. Вскоре выяснилось, что это сделал младший из братьев Ростовцевых во время своего очередного дежурства в императорской резиденции. Впоследствии стало известно, что братья Ростовцевы занимались революционной пропагандой среди солдат, которых они обучали в одной из столичных воскресных школ. Дальнейшее расследование обнаружило факты проявления неблагонадежности не только в петербургском гарнизоне, но и в других армейских частях, где после этого были приняты надлежащие меры. В Петербурге, например, были закрыты две «неблагонадежные» воскресные школы для солдат, а также Шахматный клуб и Народная читальня, устроенные и руководимые прогрессивно настроенными офицерами. Вот что сообщал в Париж о скандальной истории с братьями Ростовцевыми А. Фурнье:

<���…> «Сыновья генерала Ростовцева, – того самого, который посвятил себя подготовке вопроса об освобождении крестьян, умерев прежде, чем это было осуществлено, и заслуги которого император отметил тем, что удостоил его вдову графского титула, а двух его сыновей сделал графами, полковниками и своими флигель-адъютантами, – были отправлены в отставку, или, если следовать точной формулировке приказа, освобождены от службы.

Эти два брата-офицера, старший из которых в настоящий момент находится в Англии и поддерживает отношения с журналистом по имени Герцен, оказались одними из самых пылких приверженцев доктрин, распространявшихся в воскресных школах и народных читальнях.

По чистой случайности обратили внимание на то, что младший [из братьев] находился на службе при императоре во дворце в ту Пасхальную ночь, когда там было обнаружено множество революционных прокламаций. Говорят, что некоторые лица из императорского окружения требуют большей строгости в отношении графов Ростовцевых – их ареста, тщательного расследования и предания суду. Однако император не пожелал идти так далеко, ограничившись тем, что удалил их от себя и освободил от службы.

Здесь существует всеобщее осуждение этих двух виновных, причем даже не за их убеждения и не за то, что они их распространяли, а единственно за то, что эти убеждения не побудили их подать в отставку, чтобы быть свободными в своих взглядах и не быть неблагодарными [по отношению к императору].

В армии проведены аресты, свидетельствующие о распространении зла в С.-Петербурге, Москве и в частях 1-й армии. Говорят о наказаниях, что вполне вероятно, но здесь стараются окутать тайной и молчанием серьезность и масштабы ежедневно возрастающего беспокойства» [803]. <���…>

Тогда же, в июне 1862 г., Фурнье впервые говорит о некой антиправительственной организации, угрожающей государственным устоям Российской империи. «…Существует подрывная партия, – с тревогой сообщает он министру иностранных дел, – которая не остановится перед любым преступлением ради того, чтобы заставить поверить в свою мощь, и для которой все средства хороши…». Эта угроза, добавляет французский дипломат, будет возрастать, «если правительство не будет проявлять должной проворности, предусмотрительности и энергии, необходимой для полного искоренения всех подобного рода замыслов» [804].