Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Фридриху-Вильгельму IV и кронпринцу Вильгельму, будущему германскому императору Александра Федоровна никогда не забывала о своих корнях и старалась воспитывать старшего сына, которому предстояло унаследовать престол, в германофильском духе. В Висбадене императрицу-мать, помимо свиты, сопровождал ее младший сын, великий князь Михаил Николаевич. В это время велись переговоры о его женитьбе на принцессе Цецилии Баденской.

Мории было интересно познакомиться с императрицей, ее сыном и их окружением, в лице которых он мог столкнуться в Петербурге с влиятельными противниками сближения с Францией. Под предлогом водолечения он остановился в Висбадене и поспешил засвидетельствовать почтение вдовствующей императрице. Та приняла его весьма любезно, но за подчеркнутой вежливостью, которую не разделяли приближенные императрицы, Мории смог усмотреть нерасположение «старого двора» к Наполеону III и его представителю. «Я был тронут любезным приемом, который мне был здесь оказан, но не смог избавиться от ощущения какого-то недоверия по отношению к нам…», – писал он министру иностранных дел Валевскому. «Императрица-мать, как пруссачка и как русская, – продолжал Мории, – никогда не должна была любить Францию, и я уверен, что последние обстоятельства, ранившие ее сердце, не могли изменить ее нерасположение к нам» [143] Моту, Due de. Op. cit. P. 64, 65. . По этому поводу Мории остроумно заметил, «если русский человек вообще недолюбливает французов, то русский, привитый к немцу, глубоко нас ненавидит» [144] Ibid. P. 65–66. .

Во время путешествия Мории встречался с русскими дипломатами, аккредитованными при различных германских дворах. И везде он чувствовал в них закалку предыдущего царствования, своего рода «школу Нессельроде», с ее приверженностью к Германии и неприязнью к Франции.

От этих первоначальных впечатлений, ввергнувших было графа де Мории в пессимизм, не осталось и следа, стоило ему только оказаться в Петербурге, где его встретили с непривычным для дипломатических условностей радушием, как долгожданного и дорогого гостя.

В Петербург Мории прибыл в ночь с 5 на 6 августа. Последний участок пути от Кенигсберга, где заканчивалась железнодорожная ветка, идущая из Берлина, до столицы Российской империи – ему и его спутникам пришлось проделать в каретах, на что ушло трое суток.

К приезду посла французский временный поверенный Ш. Боден успел снять для него элегантный особняк графа Воронцова-Дашкова, расположенный на левом берегу Невы, неподалеку от Зимнего дворца.

Там и разместилась посольская резиденция. На следующий день, прежде чем приступить к делам, Мории занялся развешиванием доставленных из Франции картин и гобеленов. Он лично руководил этими работами. И только убедившись, что все в доме приведено в надлежащий порядок, во второй половине дня 6 августа посол отправился с визитом к князю Горчакову, с которым обговорил детали предстоящего вручения верительных грамот императору Александру. Мории не мог не обратить внимания на то, как молниеносно был решен для него вопрос о высочайшей аудиенции. Князь В.Л. фон Эстергази, посол Франца-Иосифа I, прибывший в Петербург раньше Мории, все еще обсуждал с Горчаковым возможность и дату такой аудиенции. Это, конечно же, не было случайностью. Официальный Петербург даже не считал нужным скрывать свое недовольство предательским поведением Вены в завершившейся Крымской войне.

Утром 7 августа Мории в сопровождении всего состава посольства выехал в Петергоф, где в это время находился император. В Петергофе французскую делегацию разместили во дворце, расположенном в Английском парке, где Мории и Горчаков обсудили последние детали аудиенции. По завершении переговоров, в установленный час, к особняку подкатили дворцовые кареты, на которых Мории и его сотрудники были доставлены к Большому дворцу. Там, в Тронном зале, в присутствии высших сановников империи граф де Мории вручил императору свои верительные грамоты, после чего, поочередно представил членов посольства. Александр II приветствовал их на безупречном французском языке. Слегка грассируя, он сказал несколько подобающих случаю фраз. Граф Иоахим де Мюрат, который оставит подробное описание поездки в Россию и коронации Александра II, запишет свое первое впечатление о царе: «Внешне, быть может, менее импозантный по сравнению с императором Николаем, Его Величество обладает не менее благородной и полной непринужденности осанкой. У него высокая стройная фигура, его лицо несет на себе отпечаток открытой души, прямого и надежного сердца. Природная доброта, отражающаяся на его лице, не исключает наличие в нем энергии и твердости характера» [145] Murat, Joachim-Joseph-André. Le Couronnement de l’empereur Alexandre II. Souvenirs intimes de l’ambassade de France. P., 1883. R 36. .

По завершении официальной части аудиенции Александр и Мории удалились для беседы тет-а-тет. Вот что написал об этом Мории в депеше графу Валевскому, составленной на следующий день: «Вчера я получил высочайшую аудиенцию в Петергофе. Император с ласковой приветливостью протянул мне руку… и сказал: «Я очень рад видеть вас здесь. Ваше присутствие знаменует счастливое окончание ситуации, которая не должна более повториться. Я очень признателен императору Наполеону и никогда не забуду того доброжелательного влияния, которое он оказывал в нашу пользу на ход мирных переговоров. Граф Орлов докладывал мне также, насколько он был тронут внимательным расположением графа Валевского. Я прошу вас передать ему за это мою благодарность». Потом он добавил, что император Наполеон приобрел в лице графа Орлова горячего друга. Орлов вернулся из Парижа полностью им очарованным. Кроме того, сказал император, я тронут до глубины души тем обхождением и той добротой, с которой император и императрица французов отнеслись ко всем офицерам, которых я отправлял в Париж. […]

«Я не устану повторять, – продолжал император, – насколько я счастлив видеть все эти признаки сближения, и если у войны и была какая-то хорошая сторона, то она состоит в том, что она показала нам, как велики симпатии обоих народов друг к другу и взаимное уважение обеих армий, в какой мере обе нации симпатизируют одна другой, и насколько две наши армии прониклись взаимным уважением».

Я ответил на это, писал Мории министру иностранных дел, что император Наполеон имеет аналогичное мнение, и что он совершенно осознанно включил в состав чрезвычайного посольства тех военных, кто был в Крыму и кто имел случай оценить упорство и мужество русской армии. […]

«В том, что император Наполеон прислал сюда именно вас, господин граф, – продолжал Александр, – я вижу новое свидетельство его расположения ко мне. Я знаю, что занимаемое вами во Франции положение не предполагает выполнение миссии за границей, и потому я особенно признателен за то, что сюда направили именно вас».