Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

На 22 августа был назначен отъезд двора на коронацию в Москву. В остававшиеся дни Морни и его сотрудники продолжали знакомство с достопримечательностями Петербурга – с богатейшей коллекцией Эрмитажа и внушительным собранием Императорской библиотеки, где им показали десятки писем Генриха IV и ценнейшие документы из архивов Бастилии, с еще недостроенным Исаакиевским, а также с Казанским и Петропавловскими соборами, с Адмиралтейством… В числе достопримечательностей оказалась и популярная цыганская труппа, на выступление которой дипломатов зазвал кто-то из их русских коллег. Пораженные французы впервые в жизни слушали завораживающее цыганское пение, сопровождавшееся неистовыми плясками. Для них это стало подлинным открытием. Ведь до написания оперы Жоржа Бизе «Кармен», где впервые в европейской музыкальной культуре зазвучала цыганская тема, было еще далеко – целая четверть века. В России же цыганские музыкальные труппы уже в начале XIX столетия были желанными гостями не только в столичных трактирах и ресторанах, но также в дворянских домах и усадьбах.

А один из дипломатов, случайно заглянув на местный «блошиный рынок», принес оттуда купленный за 15 копеек (50 сантимов) диковинный трехструнный инструмент под интригующим названием «balalaika». Чтобы оживить этот инструмент, пришлось отыскать умельца, одетого в холщовую рубаху, в лаптях вместо сапог. Виртуозная игра самодеятельного музыканта, извлекавшего из трех струн широкую гамму звуков, передававших все оттенки настроений – от празднично-разгульного до рвущего душу отчаяния – вызвала восторг у соотечественников и современников Адана, Гуно, Берлиоза и Оффенбаха.

Тем временем в Петербург стали съезжаться прибывшие на коронацию послы европейских держав, среди которых лорд Гренвил, посол Ее Величества королевы Виктории. К моменту отъезда двора в Москву лорд Гренвил успеет получить аккредитацию, как и уязвленный демонстративной обструкцией князь Эстергази.

В шесть часов утра 22 августа с Николаевского вокзала Санкт-Петербурга с небольшим интервалом отошли два специальных состава с членами иностранного дипломатического корпуса. В одном из них следовала французская миссия. В те годы поезд из Петербурга в Москву обычно находился в пути ровно сутки. Но в данном случае руководство Николаевской железной дороги сделало все возможное и невозможное, чтобы сократить время движения состава до шестнадцати часов. Примерно в 22 часа того же дня оба состава прибыли на Николаевский вокзал первопрестольной столицы России.

Французская дипломатическая миссия была устроена в двух просторных городских усадьбах. Граф де Мории разместился во дворце Рахманова, находившегося между улицами Петровка и Неглинная, а его сотрудники – в расположенной неподалеку усадьбе Корсакова.

На следующий день французские дипломаты с нескрываемым волнением и интересом приступили к знакомству с городом, в котором сорок четыре года назад квартировала Великая армия Наполеона и с оставлением которого началось крушение Первой империи. Со времени ее разорения осенью 1812 г. Москва разительно изменилась и похорошела. Повсюду выросли новые красивые здания, мирно соседствующие с архаичными деревянными постройками. Полуразрушенный по приказу маршала Э. Мортье Кремль был давно восстановлен и теперь представал взорам во всей своей неповторимой красоте вместе с Большим Кремлевским дворцом, перестроенном при императоре Николае. Но прежде всего, москвичи восстановили сгоревшие и пострадавшие храмы, бесчисленные купола которых сверкали золотом на уже не знойном в конце августа солнце. Граф Мюрат философски усмотрел в этой живописной картине «соединение великолепия с традицией» и даже «протест прошлого против нестабильности будущего» [153] Murat, Joachim-Joseph-André. Op. cit. P. 81–82. .

При знакомстве французов с городом произошел курьезный инцидент. Два молодых дипломата, покуривая сигары, не спеша прогуливались по Тверскому бульвару, когда были задержаны и доставлены в полицейскую часть. Оказалось, что они нарушили запрет на курение на улицах, за что полагался солидный штраф. Конечно, дипломатов вскоре отпустили и даже, в порядке исключения, не оштрафовали, а эта история стала предметом шуток среди членов дипломатического корпуса. Вообще, Москва с присущей ей причудливой смесью Европы и Азии, роскоши и убожества, столь непохожая на европеизированный Санкт-Петербург, произвела неизгладимое впечатление на французов.

29 августа в первопрестольную прибыла царская чета, а 7 сентября состоялась коронация. Перед ее началом французская делегация привлекла к себе всеобщее внимание. Все иностранные представители подъезжали к Успенскому собору Кремля в каретах, которые останавливались у самого входа в храм. И только французы во главе с графом де Мории оставили свои кареты у ворот Кремля и, выйдя из них, с непокрытыми головами пешком прошли весь путь до Успенского собора, что вызвало одобрительный гул в толпе. «Император Александр был коронован этим утром в Успенском соборе Кремля, – писал Мории графу Валевскому в коротком перерыве между коронационными торжествами. – Мне не хватает времени, чтобы описать все детали этой величественной церемонии, которая совершилась в обстановке чрезвычайной торжественности, характер которой во всех отношениях отмечен величием, оставив неизгладимое впечатление в памяти всех, кто при этом присутствовал. В ближайшие дни я представлю вам подробный отчет об этой церемонии…» [154] Из депеши Морни от 7 сентября 1856 г. // ААЕ. Correspondance politique. Russie. 1856. Vol. 212. Fol. 205 recto verso. .

А накануне, 6 сентября, в резиденцию Мории из дворцового ведомства был доставлен объемистый пакет, в котором находились ордена для всех членов французского посольства и наградные патенты. Сам посол был удостоен высшего знака отличия Российской империи – ордена св. Андрея Первозванного. Генералы Лебёф, Фроссар и Дюмон получили ордена св. Станислава 1-й степени, граф Мюрат и полковник Рель – ордена св. Анны 2-й степени с бриллиантами. Остальные французские дипломаты и военные были отмечены орденами Станислава и Анны 3-й степени. Вскоре стало известно, что наград удостоились и другие члены иностранного дипломатического корпуса, присутствовавшие на коронационных торжествах, но лишь одному иностранному послу была оказана честь получить орден Андрея Первозванного. Этим послом оказался граф Огюст де Морни [155] Ibid. Fol. 207. .

Коронационные торжества в Москве продолжались до середины октября. Все это время Морни часто встречался с императором и князем Горчаковым, которые подчеркивали особенное расположение к послу Франции, выделяя его из всех остальных. Своими впечатлениями о России, ее императоре и князе Горчакове Морни поделился с Наполеоном III в личном письме от 15 сентября 1856 г. [156] Полный текст письма см.: Моту, Due de. Op. cit. P. 90–98.