Дмитрий Мишин - Сакалиба

<���Что касается кораблей румов, захваченных в море, - будь то вблизи наших берегов или

далеко от них - то есть две возможности.

Если эти корабли принадлежат купцам, ведущим торговлю с мусульманами, их захват

незаконен, если только [корабли не находятся] в водах [христиан], направляясь не в

исламские земли.

Если эти корабли используются для торговли с мусульманами, но никому не известны, их

захват разрешен.

В то же время, если в открытом море захвачен корабль, идущий из земель франков или

откуда-либо еще, и команда заявляет:"Мы находимся под защитой правителя Андалусии, которому платим подушную подать", - то есть две возможности: или они предъявят

доказательства, подтверждающие их слова, или их корабли станут добычей.

Если они приведут доказательства, подкрепляющие их заявления и утверждения, всякий, кто покусится на их добро...> Далее текст обрывается. Талби добавляет по другой

рукописи: <���Если это честные люди, их не заставляют давать клятву; если же это люди, известные своим лукавством, они должны клясться>9.

Талби справедливо отмечает, отталкиваясь от приведеннего фрагмента, что деятельность

мусульман, по крайней мере в теории, основывалась на определенных правилах [603, с.

535]. Как мы видим, считалось незаконным нападать на суда христиан, если купцы

занимались торговлей с мусульманами или были подданными мусульманских правителей.

Введение такой нормы, очевидно, преследовало цель привлечения христианских купцов

на рынки Северной Африки. Учитывая, что привезенные из Европы рабы высоко ценились

в мусульманском мире, можно заключить, что норма, отраженная в высказывании Ибн

Сахнуна, распространялась и на работорговцев.

Таким образом, для развития торговли между мусульманскими странами и Италией

существовали две существенные предпосылки - дружественные отношения между

многими итальянскими городами и мусульманамскими правителями, а также

покровительство последних купцам, занимавшимся торговлей с исламским миром.

Поэтому, даже несмотря на пиратство, торговля не останавливалась, что подтверждается

источниками. Последний доаглабидский наместник Ифрикии Мукатил ал-'Акки

поддерживал хорошие отношения с патрицием Сицилии и собирался послать ему медь,

железо и оружие; факих Абу 'Амру ал-Бахлул Ибн Рашид, пытавшийся помешать этому,

был брошен в темницу [280, т. 1, с. 338]. В начале IX в. венецианские торговцы уже

ввозили во Франкское государство, по выражению Ноткера, <���все богатства Востока> [186, ч. 3, с. 416]. В 828 г. два таких торговца, Боно из Маламокко и Рустико из Верчелли, торговавшие с Востоком, оказались волею судьбы в Александрии, откуда привезли на

родину останки св. Марка [189, т. 12, ч. 1, с. 147]. Приблизительно через сорок лет

амальфитанский купец Флорус торговал, вместе с группой земляков, в Северной Африке

[590, с. 32-33], а в 942 г. его земляки появились и в Испании [120, с. 478].

Рука об руку с обычной торговлей шла и работорговля. Через несколько десятилетий

после выкупа рабов папой Захарием (см. выше) о торговле невольниками упомянул в

своем послании к Карлу Великому папа Адриан I (772-795). По словам папы, греки

скупали невольников в лангобардских владениях, а затем перепродавали [189, т. 3, ч. 2, с.

220; 168, т. 3, с. 585]. Изложение Адриана кажется несколько тенденциозным. Зная

решимость Карла бороться с вывозом рабов за пределы Франкского государства, папа

стремится уверить его, что невольники поставляются мусульманам не из папских

владений, и обвиняет во всем греков, но подвергать сомнению его сообщение о южной

Италии нет никаких оснований. Следует лишь заметить, что Ш.Верлинден, очевидно,

прав, считая, что в этой торговле участвовали не только греки из южной Италии, но и

купцы из Неаполитанского графства, в частности из Амальфи [614, т. 2, с. 114]. В 836 г.

пункт о работорговле был включен в договор между принцем Беневента Сикардом и

графом Неаполя Андреа. Согласно договору, подданным графа запрещалось скупать

лангобардских (т.е. беневентских) рабов и продавать их <���за море>, т.е. в мусульманскую

Северную Африку [170, т. 4, с. 218-219]. Ко времени заключения договора аглабидские

войска уже захватили часть Сицилии; покупатели невольников (мусульмане), таким

образом, вплотную приблизились к продавцам, что не могло не стимулировать развитие

работорговли. В 870 г. некий паломник видел в Бари два корабля, везших три тысячи

невольников в Египет, и еще шесть кораблей, переправлявших шесть тысяч невольников в

Триполи [577, с. 299]. Три года спустя папа Иоанн VIII призывал правителей Сардинии

выкупать и освобождать невольников, которых брали в плен <���язычники> (скорее

Спути-сакалиба

157

всего, мусульманские пираты), а затем перепродавали на острове греки [92, с. 28].

Изложенные нами сведения не касаются непосредственно торговли невольниками-

сдкшшба. Юг Италии и Сардиния были слишком удалены от Центральной Европы, чтобы

славянские невольники могли стать важной статьей вывоза. В то же время из приведенных

примеров видно, что, несмотря на огромные опасности и риск, в Италии находились люди, отваживавшиеся поддерживать торговые отношения с мусульманским миром и, в

частности, поставлять туда невольников. Среди таких людей были и торговцы

невольниками-сакялыба - купцы из Венеции, к истории торговли которых мы сейчас и

обратимся.

Венецианские работорговцы впервые предстают перед нами в середине VIII в., когда в

Риме их застает папа Захарий. В следующем столетии работорговля Венеции

продолжается, причем для этого времени уже можно выделить пути, по которым в город

поступали невольники. Прежде всего, часть невольников венецианцы получали из

соседних областей Италии. Понятие об этом мы получаем из серии договоров,

заключенных в разное время между Венецией и франкскими, германскими и

итальянскими королями. Первый такой пакт был заключен с Лотарем I (840-855) в 840 г. В

части, касающейся работорговли, он, по-видимому, основывался на упомянутом выше

Мантуанс-ком капитулярии, запрещавшем вывоз невольников за пределы Франкского

королевства. Согласно договору, венецианцы обязывались не покупать, не продавать и не

перемещать попавших в рабство христианских подданных Лотаря (homines chrisiiani)

таким образом, чтобы их сеньор терял над ними власть, а сами они попадали в рабство к

язычникам. Человек, приведший таких невольников (здесь они именуются словом

mancipia), подлежал, в случае обнаружения, выдаче франкским властям, а его имущество

становилось вознаграждением доносчику. Выдаче подлежали и другие невольники,