Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 6

Через год после этого свидания игуменья Мария скончалась о Господе.

Сохранилась еще неопубликованная глава второй книги дневников «На берегу Божьей реки» Сергея Александровича Нилуса, опущенная его племянницей Е. Ю. Концевич из-за боязни, что слишком невероятное описание видений юного отца Ионы могло бы отрицательно повлиять на обнародование «Дивеевской тайны», находящейся в этом же томе дневника Нилуса. По совету ее духовников, все эти долгие годы записи о «Посещении Рая» юным отцом Ионой не видали свет в Нилусовой версии, полученной им уже после революции от церковного писателя Е. Поселянина, который вскоре после передачи текста принял мученическую кончину за его благотворную деятельность для Святой Руси. Сам Нилус ничуть не сомневался в подлинности видений, так как глубоко верил, что детям Бог Сам открывается и мы все призываемся быть чистыми сердцем, как дети.

Предваряем сей текст кратким описанием хранившего его долгие годы присного ученика преподобного Ионы. Записавший об отце Виссарионе и этим сохранивший для нас историю об этом, тоже в свою очередь праведник, наш друг д-р Анатолий Павлович Тимофиевич, сам знал С. А. Нилуса, и память о нем нам тоже очень дорога. А в конце дадим краткое описание жития самого Преподобного Ионы, недавно прославленного. Он ныне вкушает то, о чем поведал нам для подкрепления веры нашей, его необыкновенное «Посещение Рая».

В городе Киеве, в трех верстах к югу от Печерской Лавры, в конце прошлого века был воздвигнут новый Свято-Троицкий общежительный монастырь, вскоре приобретший славу рассадника великих духом подвижников.

Строителем монастыря был известный старец архимандрит Иона, в схиме Петр. Замечателен он был уже тем, что в молодости целых 12 лет был под непосредственным руководством самого преподобного Серафима, подвизаясь в Саровской Пустыни. По откровению великого угодника Божия инок Иона направился в Киев с указанием, что здесь Господь откроет ему Свою волю. В самом деле, на месте, где теперь расположена обитель, явилась ему Сама Пречистая Богоматерь и повелела строить здесь монастырь.

Чудом потекли средства, и к началу революции, это был благоустроенный монастырь — истинный очаг духовной мудрости. Сам Старец, достигши более чем столетнего возраста, в мире почил в 1902 году, всеми оплакиваемый.

В этом-то монастыре и привел Господь узнать, а затем и горячо полюбить приснопамятного старца схимонаха Виссариона, любимого келейника почившего основателя монастыря.

Почти 20 лет он келейничал и был безотлучно при отце Ионе, и, когда я уже с ним познакомился, он был хранителем келлии своего аввы, где все сохранялось в полной неприкосновенности со дня кончины Старца и круглые сутки читалась Псалтирь.

Отец Виссарион отличался удивительно детской простотой, скромностью, а в то же время глубоким духовным опытом. Сорок лет не выходил за ограду монастыря и не знал иного пути, как только храм и келлия.

Маленький, тщедушный, с реденькой бородкой, с опущенными глазами, он неизменно стоял в храме у чудотворного образа Богоматери Троеручицы, погруженный в глубокую молитву, чуть перебирая четки. Я сразу как-то всем сердцем привязался и полюбил его, и Батюшка мне отвечал тем же. Иногда, задержавшись у него до позднего вечера, я оставался ночевать, расположившись на полу в келлии старца Ионы, но до сна ли было, когда Батюшка, бывало, сам увлекшись, начнет рассказывать о многих чудесных и удивительных событиях из жизни своего духовного руководителя, старца Ионы — живого свидетеля подвигов Преподобного Серафима.

У отца Виссариона хранилась даже тетрадь, куда много было занесено знаменательного из жизни покойного Старца.

С разгромом монастыря тетрадь эта бесследно исчезла, что является невосполнимой потерей.

Отец Виссарион любил покойного старца Иону безгранично, и для него он был жив доселе.

Прихожу я как-то к нему, а он чуть не плачет, чем-то очень расстроен.

— Что с вами, батюшка, родной?

— Да как же, один брат наш взял у меня на несколько дней книгу отца Ионы и вот уже почти три месяца не отдает ее. Уж я и так и сяк просил его и по начальству ходил, чтобы усовестили его отдать книгу. Не отдает. Все обещает, а книга-то ведь Батюшкина, как же можно так не почитать Батюшку.

Посочувствовал я отцу Виссариону, но, конечно, ничем не мог помочь.

Прихожу опять через несколько дней и первый мой вопрос:

— Ну, что, отдал брат книгу?

— Отдал, как не отдать, отдал.

— Да как же случилось, что он отдал, ведь не хотел он возвращать книги.

— Да что же делать, верно, что не хотел, ну и пришлось пожаловаться Батюшке. «Что это, — говорю, — батюшка, и управы-то на него нет, он-то твои вещи расхищает, а с меня весь ответ будет, так ты уж сам заступись». А утром чуть свет бежит брат, трясется и книгу сует. «Прости меня, отче, — говорит, — много потерпел я сегодня ночью от Старца за эту книгу». А что потерпел, так и не сказал, — улыбаясь, добавил отец Виссарион.

Сильна была молитва Батюшки, и Господь с любовью внимал Своему верному рабу — простецу. Помню, как однажды пришел я к Батюшке. Время тогда было голодное. Хлеба и того крайне трудно было тогда достать, не говоря уже о чем другом.

Монастырь с большим трудом мог питать своих насельников.

Как всегда, Батюшка засуетился, захлопотал, поставил крохотный самоварчик, чтобы утешить гостя чайком. Я принес небольшой каравай черного хлеба, но по скудости того времени ни у меня, ни у батюшки не оказалось не только сахару, но даже и темной патоки, что обычно заменяла в ту пору населению недоступный по цене сахар.

Вижу, немного опечалился Батюшка, что нельзя гостя даже чаем по-настоящему угостить. Даже вздохнул он при этом, что с ним редко бывало, но делать нечего. Принес Батюшка вскипевший самоварчик, заварил вместо чаю листьев смородины, нарезал ломтиками хлеб, поставил соль, затем помолился, благословил трапезу, и сели мы за стол.

Не успел я, однако, выпить и половину стакана чая, как в дверь постучали и на пороге показалась старушка.

Поклонившись Батюшке, она сказала:

— Прошу вас очень, Батюшка, помолиться о рабе Божием Николе, внуке-то моем. Ехать обязан он по службе далеко, так усердно прошу ваших молитв, чтобы Господь сохранил его в пути. Я ведь знавала, — продолжала она, — еще батюшку отца Иону и многим ему обязана, так уж не погнушайтесь принять от меня в память Старца вот это, — заключила она, передавая отцу Виссариону небольшой пакет.

В нем оказалась банка чудесного душистого меда и яблочный пирог. Нужно было видеть, как светел и радостен стал Старец.