Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 3

И рассказчица при этих словах залилась слезами.

Я спросил:

— Скажите же, чем все это кончилось?

— Да чем? Всех разогнали по домам, хоть и рвался народ к покойникам. Вырыли солдаты две большие ямы и начали туда зря кидать мертвых. Накидали в одну сто тридцать человек, а в другую, которая была вдвое больше, валили без счету. Говорят, что всех было четыреста, ведь там были из слободы все до единого человека, да еще с младенцами на руках. Священники погребения служить не стали: сказали, что будто они все одно что удавленники — сами, мол, шли на смерть; к тому же и нас-де, отцов своих духовных, не послушались, а еще и нагрубили... Ямы зарыли; а судьи и священники в барские хоромы отправились. И был им бал на всю ночь; перепились все мертвецки. И эта непросыпная продолжалась у них около месяца. А солдат расставили по всей слободе; велено им было гулять и вольничать как хотели. Вот тут-то мы и еще больше горя хлебнули... Как только потерпел его Господь?.. По примеру барина потребовали и власти девок да молодых баб; и пошло тут сплошное насилие. Довелось этого греха вкусить и попам. Рассорилась как-то уж после попадья с попом и, не таясь, при всем народе кричала, упрекала его в этом. Да и барин тоже после говорил:

— А что? Вот и попы ваши то же делали, что и я. Да я — то — барин, а они-то к чему такую беду творили?

Солдаты хоть и вольничали, но не делали такого насилия, как власти. И пока девок-то да баб в хоромы водили, да власти там сидели да бражничали, солдатам строго было приказано из слободы никого не выпускать, боясь доноса. Собираться двоим-троим вместе тоже не было позволено; от могил, и от тех отгоняли людей. Каждый почти день оседали могилы, и их обваливали свежей землей. Долго не зарастали могилы... Шесть человек отправили в тюрьму. Четыре человека ушли было тайком доносить Государю; их поймали да в ту же тюрьму. А тут и власти разъезжаться стали, довольные-предовольные барином. Благочинный от барина получил пару жеребцов; протопоп — заводскую кобылу, а нашему попу он дом выстроил и всем хозяйством обставил... Так это и прошло. Крестьян разорили. Кого в тюрьме сгноили, кого при усмирении убили, а кто и сам помер с горя да со страху...»

Такую-то вот едва вероятную историю поведал мне иеросхимонах Антоний, и еще добавил:

— Служивый, бывший у меня, справлялся в судебном месте своего губернского города по этому делу. Ему дали выписку, а в выписке было сказано: «Масловский-де бунт усмирен благоразумными мерами губернских властей. Хотя и было прибегнуто к огнестрельному оружию, но больше для оказания страха; причем урон в бунтовавшей толпе был самый незначительный...»

К чему приведет Россию все умножающееся беззаконие? — подумать страшно! Страшно еще, в особенности и потому, что ей вверено Богом Православие, она — единственный крепкий приют и могущественный оплот истинной Христовой Церкви на земле. Правда, в описанном мною беззаконии действующим лицом был армянин-иноверец. Но так ли стало теперь чуждо его духу наше коренное российское дворянство? Если вспомнить грехи его за время, протекшее со времени приобщения его к западной лжецивилизации, то как не сказать, что вольтерианизм, масонство, иезуитизм, продажа своей чести и руки откупщикам, подрядчикам, поставщикам, раскольникам, скопцам, жидам, казнокрадство и все беспорядки управления Россиею — все это тяжелым бременем наипаче ляжет на дворянство! А катастрофы восшествия на престол! А смерть Петра III, Павла I, Ивана Антоновича, 14 декабря! Во всем этом блистают благородные имена. Стоит только вспомнить о Перекусихиной, о шутах и шутихах — невольно подумаешь, что иногда Царям и Царицам дворянство служило не одною верою и правдою. О Русь! куда ты катишься?.. Еще укажу на одно: любовь к французам и подражание их людям и обычаям. Это дворянская болезнь, доходящая до помешательства ума. Французы разорили Москву, поругались над святынею Кремля. Французы — вечные враги России. С этою мыслью я живу. Нынешнее поколение забыло страшный 12-й год... Будущее никому не открылось. Исправить нас может Единый Всемогущий Господь. Но если Греки ничем не исправлялись и заслужили разорение своего святого города, преисполненного святынею, то и нам к древней простоте возвратиться невозможно. Хотя в России хранится Ковчег Православия, но и ее не пощадит Господь. Руки его не отведет даже и консервативное дворянство. Да, оно, это консерваторство, никогда не останавливало потока, ежедневно все более наполняющегося разными притоками и ручьями, и консерваторы наши, как и французские жирондисты, увлечены будут общим потоком.

Я думаю, что и наше дворянство кончит на французский манер...

Но да не возглаголют уста мои дел человеческих!

Май

Записал я в свои заметки некоторые мысли о русском дворянстве и думал на том и покончить с этим вопросом. А теперь приходится опять вернуться к нему не без чувства негодования, и вот по какому поводу. На днях наш отец Настоятель получил письмо от Наместника. Троице — Сергиевой Лавры, архимандрита Антония. Привожу его целиком:

Иноков украшение, пустынных мироварниц благоухание, подвигов старческих обновление, славословие Отцев!

Богом умудряемые Отцы!

Кланяюсь вам смиреннейше, а паче тебе, вождь боголюбивейший, любезнейший о Господе Старец Отец Моисей!

К вам, как умудренным опытами, прибегаю с моею просьбою: поверьте, Господа ради, мои рассуждения и поступок и требующее исправления исправьте, согласное с истиною подтвердите.

Чтобы понятнее было дело, надо вам описать случай просто, как он подошел ко мне.

На днях приезжаю я в Скит наш. Приходит ко мне отдельно живущий в пустынной келье иеросхимонах, о. Иларион, и рассказывает свое смущение и недоумение.

«Был, — говорит он, — у меня князь В. и рассказывал мне, что киевский иеромонах, о. Парфений, отец его духовный, говорит, что как ныне все науки и художества от просвещения приобрели новое и лучшее направление, чего не было известно древле — одно открыто, а иное усовершенствованно — так и в молитве умно-сердечной он, отец Парфений, открывает усовершенствование и облегчение, которых прежде не знали, а ныне он опытом своим познал и заповедует детям своим духовным творить ее новым образом и учить оной и других, а именно: «Иисусе Марие» — и больше ничего не нужно. Сей образ сокращенной молитвы беспрестанно повторять мысленно, и самым скорым временем посетит человека благодать Божия».

Лицо отца Парфения, как мужа духовного, всеми уважаемого, известно всем, так князь и предлагал иеросхимонаху нашему воспользоваться сим учением.

По смирению своему и не найдясь вдруг, что ответить, иеросхимонах промолчал и ничего не ответил князю; а как я был в тот же день в Скиту, то он пришел ко мне и пересказал разговор князя.