Алексей Бокщанин - Императорский Китай в начале XV века

С военно-стратегической точки зрения китайцы издавна считали наиболее опасными и важными северо-западные рубежи. Здесь в течение веков были сосредоточены основные военные силы империи. Поэтому на этом направлении прослеживается непосредственная связь национальной политики с внешнеполитическими целями. Юго-западные окраины страны внушали меньшие опасения и вызывали меньшие заботы в военно-стратегическом отношении. В этом плане показательно письмо военного наместника в Гуйчжоу Гу Чэна двору от 2 октября 1403 г.: «Я полагаю, что, когда в Юньнани и Лянгуане, лежащих на далеких рубежах, иноплеменные разбойники время от времени поднимают воровские мятежи, то это не больше, чем яд от пчелиных укусов, и не стоит обращать на это внимания… Только лишь новое поколение северных иноземцев, чьи номады сильны и воинственны, таит в душе коварные намерения и исподволь подкарауливает удобный момент для нападения на наши границы. Строя дальние государственные планы, следует глубоко побеспокоиться о северных иноземцах» [23, цз. 23,422]. Хотя здесь есть доля бравады в отношении некитайского населения на юго-западе империи, общее настроение китайских политиков передано Гу Чэном довольно точно. Связь с внешнеполитической доктриной на юго-западном направлении прослеживается гораздо слабее.

В то же время нужно учитывать, что границы империи Мин на севере не выходили за пределы современной провинции Ляо-нин, а на северо-западе шли южнее монгольских степей. Поэтому под контролем китайских властей здесь находилось еще сравнительно не много некитайского населения и национальный вопрос не стоял со всей остротой. В то же время в юго-западных районах страны некитайское население составляло значительную часть местных жителей. В XV в. здесь продолжалась внутренняя китайская колонизация и национальный вопрос требовал разрешения.

Китайские власти охотно принимали желающих поселиться на подконтрольной им территории монголов, уйгур, чжурчжэней и людей из прочих народностей. Это имело прямую связь с военно-стратегическими расчетами. Во-первых, китайцы считали, что, чем интенсивнее будет отток иноземцев, тем слабее станут их силы. Во-вторых, все «перешедшие и присоединившиеся» зачислялись на воинскую службу и должны были участвовать в боевых действиях китайской армии. Таким образом, правительство Чжу Ди использовало феодальную раздробленность своих северных и северо-западных соседей и пыталось создать, как отмечает Г. В. Мелихов, определенную буферную зону на этих рубежах [92, 258].

Представители военно-феодальной знати монголов, чжурчжэней и прочих национальностей, добровольно или же в силу вынужденных обстоятельств попадавшие на подведомственную китайским властям территорию, должны были сообщить императору о своем желании «обратиться к цивилизации». Иногда для этого кто-либо из их подчиненных отправлялся ко двору, иногда же сообщение передавалось самими китайскими властями. Затем следовало «милостивое» разрешение двора. Вождям перешедших присваивались китайские чины и звания. Они получали соответствующие регалии и одежды, что часто сопровождалось подарками. Им поручалось командование пришедшими вместе с ними людьми, число которых, как свидетельствуют источники, могло колебаться от десятка до нескольких тысяч человек. Формируемые из них отряды должны были располагаться в определенных китайскими властями местах и вливались в состав местных китайских военно-административных единиц — вэев.

В «Мин Тай-цзун ши лу» встречаются многократные упоминания об инонациональных воинских отрядах на китайской службе близ северо-западных рубежей. В частности, в императорском указе от 31 октября 1403 г. говорится о многочисленности монгольских кавалеристов в империи [23, цз. 24, 442].

Китайские власти предпочитали не вмешиваться во внутренние порядки «перешедших и присоединившихся» на северо-западе, оставляя их племенную и клановую структуру и сложившиеся формы господства и подчинения. Отношениям представителей социальной верхушки некитайского населения с императором придавалась характерная для феодализма личностная окраска: император выступал сюзереном, берущим их на службу. В связи с этим им разрешалось, в отличие от китайских генералов и офицеров, посылать двору «дань» и получать ответные подарки. В данном случае можно усмотреть близкую связь с тактикой, применявшейся китайцами на внешнеполитической арене [62].

Особое положение, предоставлявшееся некитайскому населению на северо-западе страны, преследовало цель более прочного «единения» с ними в борьбе с их зарубежными собратьями. В одной из инструкций командующему войсками в Ганьсу Сун Шэну говорилось: «Единение с пришедшими и присоединившимися является особой [заботой] императорского двора. Отсутствие единения вызывает стыд и огорчения, а также ведет к несоблюдению пути покорности сдавшимися и присоединившимися к нашим пределам» [23, цз. 43, 681]. Однако отмеченное «единение» мыслилось не только как укрепление союза. Оно предполагало в конечном итоге постепенное приобщение инонационального населения к китайским нормам и обычаям. Предпринимаемые в этом направлении шаги в начале XV в. не были систематическими. Но все же их можно обнаружить в политике правительства Чжу Ди.

Людям различных национальностей «даровали» китайские фамилии. Первый указ, изданный Чжу Ди по этому поводу, относится к октябрю 1403 г. и касается монгольских воинов, служащих в Китае [23, цз. 23, 427–428]. Подобная практика наблюдалась и впоследствии. Причем «дарование» фамилий могло производиться как в виде награды за заслуги, так и без особого повода [23, цз. 44, 692, цз. 107, 1380–1381]. Инонациональным «главам» и «вождям» предоставляли китайские военные чины и звания. На них был также распространен существовавший в китайской армии порядок передачи офицерских чинов по наследству [23, цз. 77, 1041]. Интересно отметить и попытку привлекать солдат некитайского происхождения к земледельческому труду, т. е. приобщать их к системе военных поселений [23, цз. 130, 1610]. Расположение китайских властей к «пришедшим и присоединившимся» проявлялось в выдаче им из казны продовольствия, скота и ссуд, что сопровождалось призывами двора к местной администрации с повышенным вниманием относиться к их нуждам [23, цз. 43, 681, цз. 44, 695, цз. 129, 1598–1599]. Политике «единения» должно было служить и привлечение инонациональных отрядов к походам китайских войск за рубеж [23, цз. 107, 1380–1381, 1386–1389, 1391].

Наконец, заслуживает внимания создание в 1407 г. в Яньтуне (пров. Шаньси) Управления старшего чиновника ( Чжан-гуаньсы ), т. е. не военной, а гражданской административной единицы, не характерной для методов китайской национальной политики в северо-западных районах в начале XV в. Управление состояло из 47 укрепленных поселков, где насчитывалось 1100 дворов. Старшим чиновником был назначен «глава» одного из этих поселков. В связи с курсом на «единение» важно подчеркнуть, что подведомственное Управлению население должно было платить налоги и выполнять повинности в пользу китайского вэя Укай [23, цз. 66, 933].