Фердинанд Грегоровиус - История города Афин в Средние века

Наряду с крепостным правом в поместных отношениях сохранялся также старинный институт рабства. Магометанский Восток разделял эту потребность в рабах с европейским Западом; греческие императоры и франкские правители должны были считаться с постоянным требованием рабов со стороны турок и монголов, а долгие сношения с Востоком притупили у торговавших здесь европейских народов и без того приниженное чувство человеческого достоинства. Обширные невольничьи рынки в Каффе и Тане снабжали молодыми татарами и кавказцами не только египетских султанов и других мусульман, но и Западную Европу. Ни один константинопольский или греческий аристократ, равно как ни один богатый гражданин приморского итальянского города, не счел бы противным христианству иметь рабов. Венецианские и генуэзские корабли привозили в огромных количествах молодых рабынь на рынки этих городов. Еще в конце XV века в одной Венеции насчитывали 3000 рабов из Северной Африки и Татарии. Венеция вывозила ежегодно 10 000 рабов; эта торговля доставляла ей во времена дожа Томмазо Мочениго (1413–1423) доход в 50 000 дукатов. Даже Флорентийская республика по решению совета 8 марта 1303 года разрешила ввоз рабов и рабынь, если это были не христиане. Рабов дарили друг другу. Так, царица (василиса) Франческа, супруга Токко, подарила молодому Нерио ди Донато рабыню Евдокию, что закрепила письменным актом [701] В декабре 1424 г. Buchon, N. R. II, LXVI. . Для спасения души своей или своих предков собственники иногда дарили своим крепостным свободу вместе с правом франкского гражданства. Герцог афинский Нерио II подтвердил привилегию, выданную Антонио Георгию Хамаху, и даровал этому греку и его потомству свободу за упокой души своего отца Франко [702] Это был, вероятно, популярный человек, потому-то в 1431 году канцлер, каноник и кантор афинский Вильгельм подарил ему участок земли. Свидетелями были другие Canonici majoris eccl. Иоанн де Бональма, Бернард Гамусти и другие. Buchon, N. R. II. LXIX, 290. .

Очевидно, что и при Аччьяйоли совершенно так же, как и во времена каталанцев, даже знатные греки не имели прав франкского гражданства. Достопримечательное доказательство этому мы имеем в указанном уже факте, что Нерио I лишь по завещанию даровал свободу и право распоряжаться своим имуществом своей возлюбленной, Марии Ренди, матери своего сына Антонио. А между тем отцом этой афинянки был оказавший столь важные услуги франкам нотариус Димитрий Ренди, который еще при каталанцах получил привилегию сочетать своих детей браком с латинянами и свободно распоряжаться своим имуществом. Вероятно, Мария не была его законной дочерью.

3. Резиденция Антонио была в Акрополе, так как Афины стали снова столицей уменьшившегося герцогства [703] Это видно из актов, как, напр., торговый договор с Флоренцией (1422) и письма Лоренцо ди Палла к Нерио (1423) с надписью: Athenis, in curia nostri domini Antonii. . Фивы, бывшие при каталанцах местопребыванием правительства, потеряли это почетное положение; однако Кадмея со своим замком, очевидно, была в пригодном для жилья состоянии, так что иногда могла служить герцогской резиденцией. Кириак из Анконы прямо упоминает в 1436 г. фиванскую aula regia, где он списывал старые надписи.

Было бы весьма интересно знать, какую жизнь вели при дворе герцога в старом замке, чем там занимались кроме политики, какой, наконец, вид имели в это время сами Афины. Но ни один путешественник не оставил нам сведений об этом. Халкокондила особенно прославлял Антонио за то, что он украсил Афины. По его уверениям, герцог был чрезвычайно богат и потому имел во время своего многолетнего правления возможность окончить то, что, быть может, начато было его отцом Нерио, который, по словам историка, также украсил Афины прекрасными сооружениями.

Но сведения эти не представляют собой ничего ценного, так как мы не имеем ни плана города Афин XV века, ни определенных данных об афинских сооружениях Аччьяйоли. Главным предметом их страсти к постройкам должен был явиться, конечно, Акрополь. История этой сильнейшей крепости Аттики, вплоть до эпохи турок сокрытая во тьме, могла бы иметь для нас интерес лишь постольку, поскольку ее древности были изменены или заменены средневековыми пристройками. Замок Сетин франков оставался крепостью до выступления из него последнего греческого гарнизона в 1836 году. Хотя слова Никколо Макиавелли, что Акрополь — прекраснейший замок в мире, не заключают в себе такого чисто эстетического суждения, как приговор Педро IV Арагонского, однако и флорентинец имел в виду, конечно, не крепость стен и бастионов, а, скорее, чудное положение замка и его великолепные античные памятники.

Несомненно, конечно, что Аччьяйоли заботились об укреплении Акрополя, стараясь сделать его первоклассным стратегическим пунктом. Вероятно, уже ла Роши, а затем испанцы устроили в афинской крепости новые укрепления. До 1821 года франкские бастионы скрывали водопроводные трубы клепсидры у Панеиона, которые, таким образом, находились в черте крепости. Но вообще пристройки и перестройки в Акрополе при всех франкских герцогах до такой степени темны для нас, что мы ничего не знаем о происхождении так называемой франкской башни, равно как о времени сооружения «валериановской стены», соединяющей небольшую часть города с Акрополем.

Франкская башня, едва ли случайно получившая от афинян такое название, стояла на стилобате южного крыла Пропилеев, против храма Нике Аптерос. Это — неуклюжая, четырехугольная постройка с единственным входом с западной стороны и деревянной лестницей внутри. Она была 26 метров вышины и почти 8 метров ширины и совершенно сходна с франкскими башнями в Беотии. Материал, из которого она была выстроена, представляли плиты из пирейского камня и глыбы пентелийского мрамора. Храм Нике остался при ее сооружении нетронутым, но часть левой стороны Пропилеев была разрушена или вошла в постройку, на которую пошли ее мраморные плиты. Ее архитектура показывает, что она была воздвигнута ранее употребления пушек в Греции.

Неуклюжая громада башни, с площадки которой взгляд часового мог окинуть и море, и афинские улицы, оставался в течение многих столетий отовсюду видным символом средневековых Афин, олицетворяя собой варварский период их существования, как прежде медный колосс Афины Фидия служил символом классической эпохи их жизни.

В 1874 году башня была снесена, пав жертвой новейшего пуризма афинян, как пала в 1887 году прекрасная башня Павла III на римском Капитолии, уступая место национальному памятнику создателю единства Италии. Если есть случаи, где может быть оправдан этот принцип очистки античных монументов от варварских средневековых наслоений — принцип, в наши дни применяемый и в Риме, — то это, конечно, должно быть сделано по отношению к афинскому Акрополю. Такая обработка древности, разумеется, неразлучна с утратами для исторической науки; памятники одной исторической эпохи уничтожаются ради другой, и связь веков и событий, дающая славу городам и поднимающая историю на степень познания мирового единства, разрушается безвозвратно. Очистка афинского Акрополя от всяких негреческих наслоений была начата еще в 1835 году, в первом пылу восторга о возрождении эллинизма. Тогда пощадили башню, но снесли дворец Аччьяйоли [704] Башня была сломана на средства Шлимана. Эдуард Фриман порицал этот «вандализм» (Klio, август, 1877 г. и The Academy, 1885, стр. 9). Архитектор Лизандр Кавтанзогло пытался впоследствии оправдать афинян, доказывая, что башня была скверной турецкой постройкой (Athenaion VI, 1878, стр. 287 сл.). Его воззрения разделял Richard Bohn, Die Propyläen der Akropolis in Athen, 1882, стр. 7 При разрушении были открыты скульптурные фрагменты, плиты из Пропилеев и надписи, из которых одна относится к Публию Гереннию Дексиппу. A. Kumunudis в Athenaion IV, 1875, р. 195 сл. Этот замечательный археолог сперва защищал разрушение башни. .