Фердинанд Грегоровиус - История города Афин в Средние века

Итак, в эпоху самого блестящего просвещения и гениальнейшего художественного творчества Европы был момент, когда само существование города Афин было неизвестнее и сомнительнее, чем в темную эпоху господства византийцев, которая настолько окутана мраком отсутствия истории, что даже в 1835 году один немецкий ученый высказал мнение, что после Юстиниана на месте Афин была в течение четырех столетий необитаемая пустыня. Афины были завоеваны и возвращены сознанию образованной Европы прежде всего наукой, и это завоевание было в XVI веке очень затруднено турецкими войнами и опасностями путешествия в отрезанную от всего мира Аттику.

Сравнительно с изучением города Рима археология Афин запоздала века на два. Первый большой шаг от средневековых римских «Мирабилий» к настоящему описанию города был сделан еще в XV веке гуманистом Флавио Биондо; к XVI столетию относится уже могучее развитие римской археологии. От самих афинян в этом отношении ждать было, конечно, нечего. Греки на Крите и Корфу, другие ученые эллинисты, собранные Альдом Мануцием в Венеции и преподававшие в греческих гимназиях в Мантуе, Падуе, Риме, в Париже, Женеве, Гейдельберге, посвящали все свои силы филологической критике.

В начале XVII столетия голландец Жан де Мэр своими многочисленными трудами, запечатленными железным прилежанием и поразительной начитанностью, положил основание афинской археологии. К этой двенадцатитомной коллекции должно быть присоединено также сочинение, излагающее историю Афин до турецкого господства.

Как ничтожно было даже в это время знакомство Запада с состоянием города, доказывает латинская книга жителя Ростока Лауремберга: «Точное и подробное описание древней и новой Греции»; автор повторяет старую басню, будто от Афин, некогда прозванных столицей муз, осталось всего несколько хижин, носящих название Сетин. Между тем Лаурембергу была известна «Туркогреция» Крузиуса, потому что в своем очерке истории Аттики он ссылается на письмо Кабасилы. На своей карте Аттики он изобразил Афины в виде круглого города, среди которого возвышается высокая конусообразная гора, увенчанная двумя готическими башнями.

3. Только непосредственным знакомством мог быть разрушен упорно державшийся в Европе предрассудок, будто Афины не существуют; это была заслуга французских иезуитов и капуцинов. Первые появились в Афинах в 1643 году; когда они переехали отсюда в Негропонт, место их заняли новые. Капуцины купили в 1658 году у турок памятник Лисикрата, так называемый фонарь Демосфена, и построили подле него свой монастырь. Этот прелестный памятник театрального богослужения древних афинян сделался исходным пунктом изучения топографии и древностей афинских. Французские монахи составили первые планы города. Таким образом, эти французы исполнили тот долг, которого не отдали науке их соотечественники во времена бургундских герцогов. Французские послы в Константинополе даже посещали Афины. Если тамошний представитель Людовика XIII Луи де Гэй (de Hayes) во время своего посещения в 1630 году бросил на чудный город лишь невнимательный взгляд поверхностного любопытства, то пребывание в Афинах маркиза де Ноэнтеля зимой 1674–1675 г. имело важные следствия. Жак Каррей срисовал для него изваяния Парфенона, а итальянец Корнелю Маньи составил отчет о путешествии. В том же 1674 году еще до путешествия маркиза ученый врач Спон в Лионе издал описание Афин, составленное иезуитом Бабином, долго жившим в этом городе, для аббата Пекуаля, домочадца маркиза в Константинополе. Его сообщение из Смирны от 8 октября 1672 года послужило важным толчком к более подробному изучению города. В 1675 году вышла книга Гилье (Guillet) о древних и новых Афинах. Этот француз не был здесь никогда, но он пользовался письмом Бабина и другими сообщениями, а также получил от капуцинов план города, что придавало его сочинению чрезвычайную ценность. Наконец, Спон сам обратился к самостоятельному изучению. В сопровождении одного англичанина, сэра Джорджа Вэлера, он прибыл в Афины в январе 1676 года. Его исследования положили основание современной науке афинской археологии.

Интересно, что путешественники этого времени уже не встречали в Афинах ни одного франка. Корнелио Маньи указывает только двух франков: французского консула Шатенье и английского консула Жиро, образованных людей, которые служили проводниками всем любознательным путешественникам. Из знатных афинских родов он называет Халкокондилов, Палеологов, Бенинцели, Лимбона, Преули и Кавалари; некоторые из этих фамилий похожи на латинские [769] Во времена Ноэнтеля в Афинах находился один немецкий авантюрист, известный своей бурной жизнью, Георг Трансфельдт из Страсбурга, в Восточной Пруссии. Фрагменты его латинской автобиографии изданы Адольфом Михаэлисом: Examen reliquarum antiquitatum Atheniensium (Mit. d. D. Arch. Inst, in Athen, 1876). . Бенинцели были, кажется, итальянского происхождения. Из их дома происходил Иоанн, ученый афинянин XVIII века. Халкокондилы принадлежали к известному в истории роду; но в народной речи фамилия их изменилась в Харкондила. В стое гимназии Адриана, где была церковь таксиархов, сохранились графитные надписи XVI столетия, где упоминаются имена Луизы и Михаила Харкондилэ. От франкской эпохи удержались в Афинах и другие имена, как, напр., Гулиермос, Финтерикос, Бенардес, Линардис, Неруцос (Нерио) [770] Zesios в Deltion истор. общ. II. 26 сл. Эта церковь была, кажется, сооружена или восстановлена Михаилом Халкокондилой. Во времена турок набожные афиняне тоже строили церкви. Род Халкокондилов существует до сих пор. .

В той же последней трети XVII столетия, когда ученые путешественники, французы и англичане, знакомили Запад с античными развалинами Афин, славный город неожиданно был отнят у турок. Монархия султанов, так долго наводившая ужас на Европу, стала клониться к упадку. Основной принцип Корана признавал только два класса людей, магометан и неверных, подобно тому, как для древних греков существовали только эллины и варвары, для евреев только приверженцы Иеговы и язычники; этот догмат, несогласимый с новыми условиями жизни, был смертным приговором рабовладельческого государства османов. Оно обрекло себя на вечное варварство и никогда не могло отказаться от жестокого угнетения порабощенных народов.

Турецкая монархия, водворившаяся силой оружия в лучших странах в мире, не имела силы создать из них культурное государство, какими некогда были монархия Александра и Византия. Государство азиатов осталось враждебной аномалией в Европе; оно не вошло в ее строй и из невежества и религиозного фанатизма не принимало никакого участия в ее экономическом и духовном развитии. Турция могла быть страшна Западу лишь до тех пор, пока жил в османах бурный дух завоевания, питаемый политическими неурядицами Западной Европы и поддерживаемый военной организацией Орхана, Могамета и Солимана. Своим дальнейшим существованием Турция обязана лишь тому обстоятельству, что обладание Константинополем стало нерешимым вопросом, бесконечно важным предметом опасений и зависти христианских держав. Все их трусливые старания направлены на то, чтобы отдалить решение этого вопроса, и даже в наши дни тезка великого Александра, победоносные войска которого остановились в Сан-Стефано у ворот Византии, не имел возможности разрубить своим мечом этот гордиев узел современной политики, как делал некогда отважный дож Дандоло.