Фердинанд Грегоровиус - История города Афин в Средние века

На тот факт, что древнее пограничное укрепление — это и есть Филе, недвусмысленно указывает и его положение, и расстояние от Афин (100 стадий), и само его название, ττ Φυλί. История его возникновения неизвестна, и лишь геройский поступок Фрасибула сделал его название известным на страницах истории. Зимой 403 г. хитроумный афинянин вместе с 70 изгнанниками захватил крепость. Здесь он разбил отряды 30 тиранов, совершил рейд через Парнасский перевал в район Арахны, оттуда ворвался во вражеский лагерь, с победой вернулся в свое скальное гнездо, а затем, на этот раз уже с 1000 изгнанников, совершил поистине гениальный набег в Пирей, за которым последовало освобождение Афин. Увы, на героев, совершивших великие деяния, часто обрушивается зависть судьбы, и они иной раз переживают и себя, и свою славу. В ходе ожесточенной борьбы фракций Фрасибул впал в немилость, и лишь смерть от руки убийцы из числа горожан Аспендоса избавила знаменитого освободителя Афин от осуждения в ходе судебного разбирательства, которое затеял его бывший соратник Эргокл.

К нашему великому сожалению, сегодня доступ в старую крепость закрыт и ее можно осмотреть лишь вблизи, любуясь мощными стенами и бросая гордый взгляд на Афинскую равнину с высоты 2000 футов. Вдали виден парящий в воздухе Акрополь, сверкающее море, острова и побережье вплоть до берегов Пелопоннеса. Мы спустились в глубокое ущелье, где находился тот старинный монастырь, названный по-гречески εις τά κλειστά. Это — длинный каменный внутренний двор, образованный несколькими невысокими зданиями и маленьким храмом под типичным куполом, да скальная церковь, своды которой поддерживает одна-единственная колонна. Шестеро черноволосых и чернобородых монахов сидели во дворе во главе со своим игуменом. На всех были высокие черные камилавки и наметки, черные короткие куртки и длинные синие мантии из плотной ткани, гомеровской кнемис. Право, мне не доводилось видеть более красивых греков. В их гордом облике не было ничего монашеского. Они восседали, словно архонты, которым волей рока пришлось поселиться в этих горах. И было вполне естественно, что мой взор принялся было искать оружие, как будто они могли носить его. Вокруг находились женщины и дети, в том числе — одно дивно прекрасное дитя; казалось, все эти люди находились с монахами в отношениях более близких, нежели просто духовные. Монахи предложили нам своего смолистого вина, подарили свежесрезанные ветви лавра, которые есть в любом греческом монастыре, и наотрез отказались принять от нас хоть немного денег, которые мы тотчас отдали ребятишкам. Тут к нам подошли двое молодых, с ружьями на плече, мужчин, это были немцы из Афин, собиравшиеся через час-другой подняться в крепость. Мы пожелали им всего наилучшего, услышали в ответ то же самое и продолжили свой путь в Чазию.

Право, нигде в Аттике я не видел более величественной горной пустыни, чем здесь, возле этого скального монастыря, который, будучи обращен к северу, возносится над пропастью на величественном скальном утесе Гарма. Серебристые маслины, лавры, пинии и густые кустарники покрывают террасы на горных склонах, по которым бродят идиллические стада овец. Скоро скалы засияют серебряным цветом, затем на них проступит багряный румянец, а дальше, ниже — мрачная пропасть. Мы движемся дальше по скалистой дороге, окруженной с обеих сторон густым лесом. Нас догоняют и обгоняют погонщики ослов, бедные крестьянские женщины со своим скудным скарбом, и женщины, несущие в руках ярко раскрашенные пасхальные свечи, одетые в белые и голубые одежды. На шеях у них поблескивают массивные серебряные цепи, голова покрыта нарядным желтым платком, который повязан на турецкий манер, оставляя открытыми лишь подбородок и губы. Наш пропавший проводник не встретился нам даже здесь, в Чазии. Мы передали причитающееся ему вознаграждение уже знакомому нам хозяину локанты, присовокупив наш дружеский привет, чтобы приободрить пристыженного пройдоху.

На обратном пути мы направились по той же дороге через Парнас к Каливии, сделав небольшой крюк влево, чтобы осмотреть купольную гробницу у Мениди. Там нас ожидал мягкий живописный ландшафт, исполненный такой утонченности и прелести, что просто трудно было представить более резкий контраст дикой заброшенности соседнего Парнаса. На широких равнинах зеленели пастбища, и маленькие селения под сенью олив и пиний являли собой картину идиллического блаженства и умиротворенности. Этот ландшафт — та самая блаженная Ахарна, которую обессмертил Аристофан. Мягкость климата, плодородие земель, стойкость и мужество жителей — все это делает эти места одним из крупнейших демосов Аттики. В начале Пелопоннесских войн [859] Пелопоннесские войны — разгоревшаяся в 431–404 гг. до н. э. серия войн за господство в Греции между демократическими Афинами и олигархической Спартой. Впервые название «Пелопоннесские войны» употребил Цицерон. В итоге гегемоном в греческом мире стала Спарта, а главным победителем — персидский царь. жители Арахны выставляли три тысячи гоплитов [860] Гоплиты — тяжеловооруженные пешие воины, основа войск античных полисов. . Сегодня от древней Арахны не осталось и следа, так что даже само ее местоположение нелегко определить. Лики сперва искал ее в современном Мениди, затем посчитал, что эта деревня раскинулась на месте старого Пеониди. Бурсиан в своей «Географии Греции» поместил Арахну рядом с Мениди, в домиках и церквях которого сохранились фрагменты древних построек и стен. Мы же не вполне уверены в правомочности подобного решения вопроса об Аттике, поднятого Лики и Россом. Богатая почва ожидает исследователей в римской Кампании, где «ager Romanus» [861] «Римская область» (лат.). была тщательно обследована, и ее местоположение на топографических картах значительно расширилось.

Мениди — весьма гостеприимное местечко, самое большое в Аттике после Чазии. Здесь также живут албанцы, занимающиеся, как некогда древние арахняне, земледелием и добычей угля. Просторные, чистые улицы, обилие церквей, жилые домики с уютными садами и палисадниками свидетельствуют о желании хоть немного скрасить нелегкое существование. Когда день склонился к вечеру, мы увидели, что многие жители мирно сидят, отдыхая, у дверей своих домов. Здесь были и патриархального вида старцы с длинными седыми бородами, покуривающие кальян совсем как турки и благодаря своей апатичной внешности и манере держаться еще более похожие на турок. Женщины в живописных одеяниях целыми стайками поглядывали на нас, стирали белье на ручье, или носили воду в огромные цистерны, вмурованные в пол двора… Словом, мирные картины Востока под сенью серебристых оливковых деревьев.