Евгений Мороз - Веселая Эрата. Секс и любовь в мире русского Средневековья

Неловкость испытывают не только исследователи, но и сами носители фольклора. Замечание, характеризующее ситуацию с песнями родильного цикла, может быть в полной мере отнесено и ко всем другим срамным песням, включая песни свадебные: «Фиксация подобных фольклорных произведений является наиболее проблематичной для полевого исследователя, поскольку вне обрядовой ситуации носители традиции трактуют такие песни как “бесстыдные”, петь которые в повседневной жизни, а тем более постороннему человеку, неприлично ». [107] Лобач В.А. Эрос в белорусской традиционной культуре // Володина, Федосик 2006. С. 95.

В конце XIX — начале XX столетия подобные песни публиковались самыми ничтожными тиражами. Например, собрание из записей А.С. Демковецкого было отпечатано в 1882 году в 20 экземплярах, разосланных ученым сообществам. [108] Володина, Федосик 2006. С. 178. В эпоху советской власти, когда коммунистическая цензура продолжила дело цензуры церковной, оказались невозможными даже такие инициативы. Строгую критику могло вызвать одно лишь упоминание в научной статье сборника «заветных» сказок Афанасьева. [109] Гуковский А.И. Не о всяких сказках вести сказ // Вопросы истории. 1967. № 1. Ср. об этом: Пушкарев Л.Н. Ранние русские пословицы и поговорки эротического содержания // Пушкарева 1999. С. 632. Ситуация изменилась с начала 90-х годов прошлого столетия. Теперь исследователи могут позволить себе свободно писать о русской эротической культуре, осваивая запретные прежде «народные» выражения. Однако даже публикация словарей обсценной лексики не снимает проблем внутренней цензуры. Как выясняется, ученые часто не способны воспользоваться открывшимися перед ними возможностями. В то время когда Интернет переполнен самыми непристойными публикациями, открытие на стене внутреннего помещения храма Софии в Полоцке процарапанной здесь в XII столетии надписи «пизда» остается тайной, информация о которой, по крайней мере к моменту написания этих строк, передается только изустно — от исследователя к исследователю. [110] В публикациях, посвященных надписям Софии Полоцкой, данное обстоятельство игнорируется (Булкин В.А., Рождественская Т.В. Надписи на камне из храма Софии в Полоцке // Памятники культуры. Новые открытия. 1982 / отв. ред. Д.С. Лихачев. Л., 1984; Рождественская Т.В. Древнерусские надписи на стенах храмов. Новые источники XI—XV вв. СПб., 1992. С. 117—122). Я благодарен за эти сведения Ю.М. Лесману. То же и в других случаях. Еще в работе 2000 года Т.А. Бернштам констатировала: «“Срамные” свадебные песни записаны у всех славянских народов, но до сих пор мало что опубликовано ». [111] Бернштам 2000. С. 252.

Впрочем, последнее замечание кажется в настоящий момент уже некоторым анахронизмом. Еще за пять лет до этой публикации Бернштам было издано собрание русского эротического фольклора, содержащее вполне представительную подборку записей свадебных песен. [112] Топорков 1995. Позднее появилось несколько публикаций, посвященных той же теме. Особо можно указать на издание белорусского эротического фольклора, чье содержание близко русской традиции. [113] Володина, Федосик 2006.

Сравнение восточнославянских свадебных песен с текстом новгородской грамоты позволяет более адекватно оценить ее содержание. И дело не только в проблеме перевода. Вопрос о значении лексики, которая использована в письме Милуши, выходит за рамки науки о языке. Этот частный сюжет позволяет затронуть самые общие и в то же время весьма деликатные культурологические проблемы.

* * *

Как неоднократно отмечалось, традиционная русская свадьба состоит из двух контрастно противопоставленных частей. В начальном этапе, в котором преобладают грустные интонации, невеста и жених восхваляются всеми доступными поэтике фольклора средствами: « Они окружены: невеста ореолом недоступности; жених — ореолом избрания [...] В песнях они являются драгоценными детьми своих родителей, предполагается и утверждается их горячее влечение друг к другу, — их желанность и прославляется не только их союз, но и все свидетели». [114] Озаровская О.Э. Северная свадьба // Художественный фольклор. М., 1927. Вып. 2-3. С. 96, 99. Однако за этим торжеством следует веселая часть свадьбы, отмеченная нарочито непристойными, фарсовыми текстами. Основной темой песен и приговоров на данном этапе становится обсуждение сексуальных отношений между новобрачными.

Традиционная народная культура обладает огромным количеством иносказаний, которые позволяют говорить о сексе, не прибегая к срамословию. Соитие может быть обозначено даже как обувание обуви. [115] Володина Т.В. Телесный низ в традиционных представлениях белорусов // Володина, Федосик 2006. С. 31. Тот же смысл приобретают взаимоотношения песта и ступы, кочерги и печки, нитки и иголки, журавля и колодца, движение веника по полу, работа ткацкого станка... В принципе любой полый предмет (квашня, бочка, посуда...) или предмет с развилкой, через которую что-то можно продеть (например, прялка), может отождествляться с женским началом, тогда как предметы вертикальной формы — от ножа или иголки до огурца — фигурируют в качестве мужских символов.

Используются названия различных зверей, птиц, растений, садовых и полевых культур, предметов домашнего быта, производственных орудий. Хороводные песни с участием парней, представляющие символическое переженивание всех участников, исполняются в сопровождении песен Капуста, Хрен и Хмель , звучащих вполне недвусмысленно:

Хмелинушка, хмелина... / Не ходи мимо сада... / Худу славу не клади... / Никто замуж не возьмет. / Хоть посватается, да взять откажется . [116] Бернштам 1991. С. 240.

Об измене в супружестве можно сказать — « скакать в гречку» (украинское), отправиться на любовное свидание — «пойти на горох» , [117] Подюков И.А. Мифопоэтический аспект лирической формулы (на материале любовной частушки) // Богданов, Панченко 1998. ср. « гороху объесться» — ‘забеременеть’ и сказки о царице, которая понесла, проглотив горошину [118] Баранов 2002. С. 22. (принцесса в сказке Андерсена не зря спала на горошине перед замужеством). Физическую близость можно обозначить выражениями «солить рыжика на пост» или « грибы ломать» , [119] Белова О.Б. Эротическая символика грибов в народных представлениях славян // Топорков 1996. С. 320. девушка могла также отправиться «пасти бычка» , [120] Бернштам 1999. С. 212, 208—209. жених же искал в доме невесты пропавшую телку. В девичьих песнях самым прозрачным образом говорится о весьма драматических взаимоотношениях зайца и капусты , воробья и мака или конопли . [121] Бернштам 1991. С. 247, 248.