Евгений Мороз - Веселая Эрата. Секс и любовь в мире русского Средневековья

Царь повелел, чтобы «на браках песней бесовских не пели и никаких срамных слов не говорили» . [174] Там же. С. 279. Однако и при самом почтительном отношении к царской особе подданные Русской державы этого распоряжения услышать не захотели.

И в православном, и в католическом мире христианство не смогло победить свадебного веселья. Старые обычаи оказались очень живучими. Даже в эпоху Нового времени свадебный ритуал в православной Греции включал в себя обрядовые действия, напоминавшие о временах почитания олимпийских богов. Жених должен был принести в жертву быка, а любовные объяснения молодых людей осуществлялись перебрасыванием яблоками — обычай, неоднократно упоминающийся в древнегреческой литературе. [175] Кинжалов Р.В. К реконструкции древнегреческого свадебного обряда //Астарта 1999. С. 91—92. Русские свадебные обычаи также напоминают о языческих временах, что запечатлелось уже в самом общем восприятии свадьбы. Эта церемония воспринималась как чудесное событие, способное повлиять на общее благополучие. Непорочная невеста должна была принести с собой в дом удачу и богатство. Рожая мужу детей, хозяйка магически обеспечивала приплод скота и хороший урожай. [176] Кабакова 2001. С. 181. Вместе с ломтиком испеченного для свадьбы хлеба — каравая — участники свадебного пира рассчитывали получить и новую жизненную долю, новое счастье. [177] Кабакова 2001. С. 171, 173.

Центральной идеей свадебного обряда оставалась судьба молодой семьи, которая в самом ближайшем времени должна была обзавестись потомством. В знак пожелания детей молодых обсыпали хмелем и зерном. Той же цели служили действия, связанные с выпеканием в печи и вкушением ритуального хлеба — каравая; в более раннюю эпоху столь же значимым символом служил сыр. [178] Баранов Д.А., Мадлевская Е.Л. Образ лягушки в вышивке и мифопоэтических представлениях вост. славян // Женщина и вещественный мир 1999. С. 119; Нижегородская свадьба. Пушкинские места, Нижегородское Поволжье, Ветлужский край / изд. подгот. М.А. Лобанов, К.Е. Корелова, А.Ф. Некрылова. СПб., 1998. С. 13. В «Вопрошании Кирика» в разделе «О кудесах» упоминаются женщины, которые верят « в род и роженицу» и « крадут хлебы, и сыры, и мед» . [179] Пушкарева 1999. С. 16. По-видимому, речь шла о магическом похищении плодовитости невесты — похожие по смыслу магические практики осуществлялись и в Новое время. В дополнение к свадебным ритуалам в народной традиции сложилась своеобразная камасутра детопроизводства, целью которой являлось гарантированное зачатие, желательно мальчика.

Игры молодежи строились по принципу «пробного переженивания», которое имело в виду перспективу настоящей свадьбы — таков был общепринятый и всем понятный сценарий жизненного существования. Молодежные празднества годового цикла можно рассматривать как своего рода систему сексуального воспитания, которая должна была закончиться свадьбой, переводившей молодых людей в статус взрослых членов общины. Судьба «старой девы» оценивалась как позорное несчастье, в «Ярославовой правде» невыдача девушки замуж каралась наказанием в виде штрафа митрополиту, размер которого колебался в зависимости от социального положения — от 5 золотых гривен для великих бояр до 12 гривен серебра для простой чади. В народной традиции неженатые молодые люди подвергались общественному осуждению и были обречены терпеть издевательства. [180] Агапкина Т.А. «Колодка» и другие способы ритуального осуждения неженатой молодежи у славян // Топорков 1996. С. 354—394.

Все это не отличалось от обычаев «языческого» мира, принятых, например, в Древней Спарте, где практиковались подобные же ритуалы осуждения холостяков. [181] Плутарх. Биография Ликурга, XV. Крестьяне, считавшие себя благочестивыми христианами, тем не менее отчетливо осознавали противопоставленность своего мировоззрения каноническому христианскому аскетизму. На украинской свадьбе даже запрещали креститься, объясняя: «Весілля — не похороны» . [182] Бернштам 2000. С. 151.

За всем этим не только общее мировоззрение и религиозные представления, но и характер самих сексуальных отношений. Русские пословицы рифмуют «смех» и «грех» не только по созвучию этих понятий. Эротические мотивы чаще всего связаны со смеховой культурой, о чем лучше всего может свидетельствовать феномен «заветных» сказок. То же и в самих сказочных рассказах. Так, в сказке из собрания Афанасьева («Смех и горе») поп смеется, когда солдат показывает ему свой «заправский хуй». Последнее напоминает о забавах скоморохов [183] По свидетельству датского посланника Якоба Ульфельдта, оказавшегося в 1578 г. в Пскове, местные музыканты, развлекавшие датчан, «разыгрывали комедии на свой лад, часто среди представления они обнажали зады и показывали всем срамные места тела, вставали на колени и поднимали зад кверху, отбросив всякий стыд и робость» (Ульфельдт 2002. С. 303—304). и святочных играх русской молодежи, одной из самых популярных шуток которых была демонстрация члена. [184] Игры ряженных Торопецкого района Тверской области / публ. М.Л. Лурье // Топорков 1995. С. 211 и др. Это сходно с известными традициями языческого фаллопочитания, но в то же время соответствует и лишенным какого-либо сакрального осмысления сексуальным практикам, которые отмечены в епитимийных сборниках, использовавшихся православными священниками как руководство к исповеди. Демонстрация мужского члена упоминается в них как поведение, имеющее своей целью соблазнение женщины. [185] «...или сонн[ом]у такое створиши [или] явив срамной блуд стоящий, [или] [с]пьяну с чужими женами — 40 дней поста». «Вопрошание-исповеданье» (требник 1-й пол. XIV в., библиотека Чудова монастыря) (Пушкарева 1999. С. 23). Нечто подобное и в отношении « срамных слов». Им придавали магическое значение и верили в способность срамных выражений повлиять на плодородие или оградить от нечистой силы. В то же время русские епитимийники упоминают такой грех, как « замолвить срамное слово ради похоти » или « блуда ради » [186] Пушкарева 1999. С. 22, 23, 48, 97. . Исповедники отличали его от обычного срамословия и наказывали строже. Речь идет о любовной игре, о способе соблазнения.

Активнейшее употребление « срамных слов» в процессе свадебного празднества имело своей целью не только магическое воздействие на происходящее, но и непосредственное эротическое значение. Сакрализация непристойности была возможна именно потому, что практика эта оказывала чувственное воздействие на участников свадьбы и способствовала нагнетанию эротического настроения. Можно быть уверенными, что и во время ритуальных оргий, совершавшихся на полях, их исполнители думали не только о грядущем урожае. В позднейшую эпоху, когда в общественном сознании утвердилось представление о высоком полюсе любовного чувства, подобные страсти стали презрительно называть похотью. Однако противопоставление любви и похоти отражает культурные представления сравнительно позднейшего типа. Первоначально понятия о любовных чувствах были предельно телесными.