Роман Храпачевский - Военная держава Чингисхана

Чингисхан, разгромив и уничтожив татар, окончательно сместил равновесие среди улусов, так как теперь он господствовал во всей Восточной Монголии. А вот Ван-хан, контролировавший Центральную Монголию, после уничтожения татар оказался в стратегическом вакууме — кроме мелких обоков, которые были под патронажем Чжамухи, у него не оказалось больше потенциальных союзников против Чингисхана, так как найманы Таян-хана на западе Монголии по-прежнему занимали позицию наблюдателей, да и старая вражда кэрэитов с ними не способствовала соединению сил. До открытого разрыва между ним и Чингисханом было уже недолго — Чжаму-ха и Нилха-Сангун усиленно обрабатывали Ван-хана с целью вовлечь его в заговор против Чингисхана.

Итак, перед последним актом борьбы, в начале 1203 г., в монгольской степи сложились три основных центра силы, притягивавших людей в соответствующие улусы: улус Чингисхана, улус Ван-хана [75] Или Он-хан в другой огласовке, принятой Рашид ад-Дином. и улус найманов Таян-хана, находившиеся теперь в открытой вражде. Несколько особняком стоит Чжамуха: он, имея свои претензии на верховенство, тем не менее постоянно выступает союзником какой-либо из этих трех группировок, при этом периодически перебегая от одной стороны к другой. Это, видимо, вызвано его поражением от соединенных сил Ван-хана и Чингисхана в 1201 г., почему он и выбрал стратегию временного усиления одной стороны в их взаимной борьбе, ослаблявшей его соперников — неоднократно Чжамуха в решительный момент бросал такого «союзника», увеличивая шансы на взаимное истребление как «врага», так и «союзника», оставаясь при этом с собственными нетронутыми силами. Другой причиной такого поведения была последовательность Чжамухи, придерживавшегося традиционной модели борьбы за гегемонию, — как пишет Б. Я. Владимирцов, среди претендентов на верховенство «было столько же врагов, сколько и союзников, потому что побитые враги превращались немедленно в верных союзников: они ведь в конце концов стремились к тому же» [74, с. 83]. В отличие от Чингисхана, рано сделавшего ставку на личную преданность дружины и постоянно расширявшего ее, Чжамуха больше полагался на традиционные методы создания временных союзов.

После поражения в 1201 г. Чжамуха быстро нашел среди кэрэитов надежного союзника, объединенного общим с ним интересом, — сына Ван-хана Нилха-Сангума. Они вместе стали уламывать Ван-хана на начало войны с Чингисом, но тот долго отказывался. Скорее всего, ему не внушал доверия авантюрный план сына: «Как только Чингиз-хан выступит в поход, наши войска появятся [с разных сторон], и мы его разобьем!» [38, с. 123]. Недавнее поражение от найман Нилха-Сангуна и боевые качества Чингисового войска и его полководцев заставляли с уважением относиться к монгольскому войску, тем более когда оно было готово к войне.

Вскоре произошло событие, которое, возможно, инициировало открытое столкновение кэрэитов с монголами, — обиженные наказанием после сражения с татарами близкие родственники Чингисхана Алтай (двоюродный брат Есугая), Хучар (двоюродный брат Чингисхана) и Даритай-отчигин (дядя Чингисхана) ушли от него со своими родами к Ван-хану. Причем, по некоторым данным, они увели от трети до половины людей Чингисханова улуса [82, с. 103]. Последнее — явное преувеличение, но очевидно, что уход влиятельных родовичей, причем по старшей линии, основательно ослабил силы Чингисхана и побудил кэрэитов воспользоваться этим удобным моментом. Кроме того, эти монгольские «аристократы» стали одними из самых ярых сторонников Нилха-Сангума и Чжамухи по части желания расправиться с Чингисханом: «Алтай же с Хучаром высказались так: «А мы для вас — Оэлуновых сынков: Старших— Перебьем, Младших— Изведем»» [16, с 128].

Наконец-то Ван-хан решился на разрыв с Чингисханом, но ему хотелось всю ответственность переложить на Чжамуху и сына, поэтому свое согласие он сформулировал очень туманно, давая санкцию пока только на тайные действия против Чингисхана: «Ван-хан сказал так: «На протяжении моей жизни верный старший сын был поистине добр. [Мои] усы и борода уже седы, а бренное тело рассчитывает получить успокоение. А ты так и будешь болтать без конца? Ты сам позаботься об этом, не доставляй мне забот, действуй!» Чжамуха тогда пустил огонь, пожег пастбища государя и ушел» [56; цз. 1, с. 9]. Вскоре Нилха-Сангум предложил план, основывающийся на убийстве Чингисхана, что могло отменить большую войну, видимо, страшившую Ван-хана. Он решил использовать дело с расстроившейся помолвкой, которое могло соединить монголов и кэрэитов мирно и которое сорвалось по причине того, что Нилха-Сангум мог оказаться не у дел в таком объединении. Но теперь он же придумал план, как с помощью этой помолвки осуществить заговор против Чингисхана. Он отправил к Чингисхану послов сообщить о согласии кэрэитов породниться ханскими родами, как это предлагалось раньше. Это было только предлогом заманить Чингисхана на полагавшийся по такому случаю пир и там убить его: «Сангум говорит: «Они же ведь просят у нас руки Чаур-беки. Теперь и надобно послать им приглашение на сговорную пирушку, под этим предлогом заманить сюда в назначенный день да и схватить»» [16, с. 128].

Чингисхан поверил или решил поверить (женитьба между наследниками ханов обоих родов могла помочь избежать войны) и отправился к Ван-хану. Но когда по пути к нему прибыли люди с сообщением о заговоре, он повернул коня ([16, с. 129], [38, с. 124], [28, с. 168–169]). Свидетельства о заговоре оказались достоверными, и разрыв теперь стал очевидным для всех сторон. Вскоре начались и прямые военные действия: «Затем, когда Чингиз-хан хорошо уразумел эти речи [76] Т. е. сообщения свидетелей заговора Чжамухи, Нилха-Сангума и Ван-хана. , он остался сам стоять в местности, название которой Арал, а кибиткам приказал откочевать в леса, называемые Силуджолджит. Всех же своих военных послал в дозор в местность Мао-ундур, что за горой. А Он-хан тем временем перед горой Мао-ундур подходил к местности, где росла красная верба и которую монголы называют Хулан-Бурукат. Два нукера… отводили коней в табун, заметив врага, они тотчас поскакали кгуведомили Чин-гиз-хана, который находился в местности Калаалджит-Элет и ничего не знал. Чингиз-хан тотчас выступил» [38, с. 124–125].

Ван-хан решил поставить над войском Чжамуху и приказал ему выступать первым, но тот, верный своей стратегии не терять своих людей, но обескровливать соперников, решил «уравнять шансы». Ведь вряд ли опытный степной волк Ван-хан так просто мог передать Чжамухе, которому не доверял, управление войском своего обока— еще вчера он так характеризовал Чжамуху: «Чжамуха ведь — перелетный болтун. Правду ли, небылицы ли плетет он — не разобрать!» [16, с. 128]. Скорее всего, условием назначения Чжамухи было расположение его людей в первых рядах. Такой оборот не мог удовлетворить Чжамуху, и он дал весть Чингисхану о примерном плане действий — так он мог и договориться с Чингисханом, чтобы сохранить своих людей и дать возможность перебить побольше кэрэитов: «Как ни прыток был Ван-хан, а оказался-то позади меня. Значит, и друг-то он на час. Давай-ка я подам весть анде — пусть анда воспрянет духом!» И Чжамуха тайно послал Чингисхану такое уведомление: «Спрашивал меня Ван-хан, кто у сынка Темучжина в состоянии принять бой. А я ответил ему, что передовым отрядом « туму » пойдут Уруудцы и Манхудцы. В виду этого и они тоже порешили сделать передовым отрядом своих Чжиргинцев и пустить их впереди всех. За Чжиргинцами по уговору назначили Тумен Тубегенского Ачих-Шируна. В помощь к Дунхайтам назначили Хорншилемун-тайчжия, начальника Ван-хановской тысячи турхаудов. В тылу же его будет стоять, согласно этому уговору, Ван-ханов Великий средний полк. Потом Ван-хан сказал мне: «Управляй этим войском ты, брат Чжамуха!» и таким образом возлагал управление на меня. Если в это дело вникнуть, то выходит, что друг-то он на час. Как можно вместе с ним править своим войском? Я и раньше не мог сражаться с андой. Но Ван-хан, пошел, видно, дальше меня. Не бойся же, анда, дерзай!» [16, с 131].