Роман Храпачевский - Военная держава Чингисхана

Система управления войсками была как постоянной, в виде иерархии субординаций (каан — командиры армий и отдельных корпусов — темники — тысячники — сотники — десятники) и военных советов, так и оперативной — сигналы, способы передачи приказов и контроль за их соблюдением. Постоянное управление на уровне командующего армией/ отдельным корпусом, темника и тысячника обеспечивалось проведением военных советов, решения которых были обязательными. Наказание за их неисполнение могло быть суровым, но оно не было автоматическим. В источниках есть известия о нарушениях решений военного совета (см. [56; цз. 121, с. 2981] — из практики Субэдэя, [56; цз. 121, с. 2978] — из биографии его сына Урянхатая) без тяжелых последствий для нарушителя, значит, кара за это рассматривалась индивидуально, в отличие от той жесткой дисциплины с немедленным жестоким наказанием за проступки, которая характеризовала низовой уровень от сотника до рядового воина. Видимо, так предусматривалась возможность свободы действий и разумной инициативы у командира уровня тысячника/темника в непредвиденных обстоятельствах.

Вообще же, единоначалие и дисциплина в монгольской армии достигались жесткими военными законами и твердым контролем за неукоснительным их выполнением. Вот каковы эти законы касательно воинских преступлений в «Великой Ясе» редакции преемника Чингисхана Угэдэя, которую тот огласил на курултае 1234 г.: «В войске всякому десятку ставится десятник [120] В тексте термин, который имеет в Китае вполне определенный смысл — глава единицы круговой поруки в 10 человек, в которой все следят и докладывают друг о друге, в чем кровно заинтересованы — так как за преступление одного наказываются все. , все слушаются его команд, тот, кто действует самовольно, — признается виновным в [воинском] преступлении. В том десятке, где десятник пойдет по делу в ставку, сразу же ставится один из десятка временно замещать [его]. Не допускается одному или двум выходить за пределы десятка, кто преступит это — того покарают. Все те, кому доведены до сведения [их] обязанности или еще не доведены, да крепко удержат в [своих] ушах: за повторный проступок — битье бамбуковыми палками; за третий проступок— наказание батогами; за четвертый проступок — приговаривают к смерти. Всякого тысячника, который нарушит ранее принятые решения темника, того потом [121] Т. е. после боя. расстрелять стрелами с деревянными наконечниками. Сотник или десятник, в подразделении которого совершено преступление, наказывается наравне с ним [подразделением]. Тот, кто не придерживается этих законов — выгоняется из армии» [55; цз. 2, с. 12]. О том же сообщает и Плано Карпини, который детализирует: «Если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются; точно так же, если один или двое, или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют, то их также умерщвляют, а если из десяти попадают в плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они также умерщвляются» [12, с. 49–50].

Дисциплина монгольской армии на современников из стран с развитыми феодальными порядками (с их «феодальным хаосом») производила потрясающее впечатление: «Какая армия на всей земле может сравниться с монгольской армией? Эта армия… беспрекословно выполняющая все, что на нее возлагается — является ли это копчуром, нерегулярными налогами… снабжением или содержанием почтовых станций» [57, с. 30]. Тот же Джувейни сообщает о дисциплине и организации войск в тогдашних мусульманских государствах следующее: «Не то что другие цари, которым приходится говорить с опаской с рабом, купленным за их же деньги… Что уж говорить о том, коль поставят они под начальство этого раба целое войско и он приобретет богатство и поддержку. Сменить его они не в силах. Чаще всего возстает он мятежем и бунтом. А коль пойдут цари эти на врага, либо враг затеет что против них, нужны месяцы и годы, чтобы собрать войско, и переполненные сокровищницы, чтобы истратить их на жалованье и кормы начальников. При получке жалованья и прибавок их число переваливает за сотни и за тысячи, а как дойдет до сражения, ряды их от края и до края пусты и никто из них не вступает на ристалище воительства» [71, с. 48]. Разумеется, с такой организацией войска они не могли противостоять спаянным железной дисциплиной монголам.

Оперативное управление в бою осуществлялось через передачу приказов, как устных самим командиром, так и производившихся посыльными от его имени («начальники войска не вступают в бой, но стоят вдали против войска врагов и имеют рядом с собой на конях отроков» [12, с. 52]), сигнализацией флагами/бунчуками и свистящими стрелами, а также звуками труб и накаров (на персидском «кимвалы, барабаны»). О последних так пишет Марко Поло: «У татар вот какой обычай: когда их приведут и расставят биться, пока не прозвучит накар начальника, они не начинают брани» [15, с. 101]. Командир крупного соединения (тысячи и выше) в бою, как правило, находился поодаль — на возвышенном месте, откуда его было видно и откуда он сам мог наблюдать за ходом сражения и подавать сигналы с помощью знамени/бунчука. Потому-то Чжамуха подчеркивает, что у него имеется «издали видное знамя» [16, с. 101]. Если же командир был в пределах слышимости, то его приказы передавались условным кодом, т. е. кличем, так как «старшие эмиры, кои суть начальники, и все воины должны, когда они выступают в поход, каждый установить свое имя и военный клич» [38, с. 261]. Все эти способы управления отмечаются и авторами «Хэй-да ши-люе», они еще добавляют одну конкретную деталь — монгольский командир указывал направление движения своей плетью.

Контроль за выполнением приказа на этом уровне имелся как сверху — со стороны начальника, так и снизу — со стороны сослуживцев, так как все были сведены в систему круговой поруки. Соответственно, ввиду суровых наказаний за нарушения приказов, как это было предусмотрено военными статьями Ясы (выше цитированными по ЮШ), у обеих инстанций контроля — и снизу, и сверху — были мощные стимулы к исправному выполнению своих обязанностей.

Как уже отмечалось, боеготовность монгольской армии в первую очередь обеспечивалась строжайшей дисциплиной. Также придавалось огромное значение скорости мобилизации, почему в «Великой Ясе» было специальное распоряжение на этот счет: «Каждый из эмиров тумана, тысячи и сотни должен содержать в полном порядке и держать наготове свое войско, с тем чтобы выступить в поход в любое время, когда прибудет фирман и приказ, безразлично ночью или днем» [38, с. 264]. Наказание за неготовность было суровое: «Все те, кто в случае сбора не прибудут, а останутся в праздности у себя [дома], — будут обезглавлены» [55; цз. 2, с. 12].