Николай Месяцев - Горизонты и лабиринты моей жизни

К этому обязывали и принятые XXIII съездом КПСС Директивы по пятилетнему плану развития на 1966–1970 гг. В них, по нашему предложению, указывалось на необходимость расширить сеть радиовещательных и телевизионных станций посредством использования искусственных спутников Земли, развивать сеть телевизионного вещания (в том числе и цветного). Отмечалась важная роль радио и ТВ в сближении культурных уровней населения города и села, а также различных районов страны. Замечу, что на XXIII съезде КПСС (29 марта — 8 апреля 1966 года) я был избран кандидатом в члены ЦК КПСС; 12 июля того же 1966 года — был избран депутатом Верховного Совета Союза ССР (Совета национальностей от Термезского избирательного округа № 111 Узбекской ССР).

Вхождение в состав высших партийных (ЦК КПСС), государственных (Верховный Совет СССР, Правительство Союза ССР) органов, несомненно, позволило мне добиваться большей результативности в решении различных вопросов массового вещания. И действительно, оно набирало силу как по охвату населения, так и по все большему разнообразию радио- и телевизионных передач. Думаю, что и 1967 год в этом смысле показателен — удалось многое из задуманного свершить.

Если год 1965 был освящен 20-летием Великой Победы советского многонационального народа в Отечественной войне 1941–1945 гг. против немецко-фашистской Германии и ее сателлитов, то в 1967 году в массовом вещании ведущим стал жанр эпической поэмы о поколениях советского народа, свершивших Великую Октябрьскую социалистическую революцию, отстоявших ее завоевания в годы Гражданской войны и иностранной военной интервенции, поднявших Отчизну до уровня самых развитых стран мира, укрепивших ее державность, оказывавших помощь народам братских социалистических стран Европы, Азии и Латинской Америки, народам, борющимся против колониализма, за свободу и независимость.

Недостатки, ошибки и просчеты во внутренней и внешней политике, которые, конечно, имели место, отошли как бы на второй план. О них говорилось, их обнажали на экране. Но лейтмотивом радио- и телевизионных передач была героика исторического значения свершений советского народа под руководством своей партии, преемственность в поколениях революционных, боевых и трудовых традиций.

Вот лишь некоторые к тому факты.

21 апреля Центральное телевидение начало показ историко-революционного многосерийного документального фильма «Летопись полувека», посвященного пятидесятилетнему юбилею Октября. Восемь месяцев миллионы телезрителей, не отрываясь от голубых экранов, как бы перелистывали полувековую историю первой в мире страны социализма. Была огромная почта…

Телезрители, отдавая дань благодарности создателям этого сериала, рассказывали, как они торопились с работы домой, чтобы не опоздать к началу очередной серии, усаживались дома семьями, с друзьями и с гордостью смотрели, какими были их деды, отцы и матери, старшие братья и сестры и какими стали благодаря советской власти. В коллективных письмах сообщалось о дискуссиях и диспутах по поводу увиденного. К сожалению, я никогда не вел дневниковых записей — было не до них, работа — и потому не могу назвать ни одного из создателей той или иной серии. Над каждой из пятидесяти серий тщательно работали мой заместитель по ЦТ Георгий Иванов, его помощник Владимир Трусов и я. Я же давал добро на выход в эфир.

Однажды позвонил мне Петр Нилович Демичев и сообщил, что один из членов Политбюро (фамилию не назвал) выразил свое неудовольствие или возмущение по поводу увиденного в сериале и добавил, как бы Месяцев не разделил судьбу Некрича (автора работы по истории КПСС, трактовавшей некоторые ее вопросы не в духе принятой официальной версии. — Н.М .).

— Ты имей это в виду.

— Может быть, привезти ему мешки писем с восторженными отзывами, откликами зрителей на этот сериал?

— Не шути, все не так просто.

Конечно, я засек сказанное в памяти.

Петр Нилович Демичев много помогал мне в работе. Он оказывал всяческую поддержку развитию массового вещания в стране, гасил всякие нашептывания со стороны некоторых работников аппарата ЦК партии, перестраховщиков, в адрес коллектива Комитета и его отдельных представителей, чем способствовал развитию смелого подхода к решению творческих задач, без чего творчество превращается в худший вид ремесла.

8 мая 1967 года по радио и телевидению прошла трансляция репортажа с торжественной церемонии зажжения Вечного огня на Могиле Неизвестного Солдата у Кремлевской стены. Останки неизвестного солдата времен Великой Отечественной нашли в Подмосковье, в районе Дубосеково, там, где сложили головы двадцать восемь героев-панфиловцев, — ребят, сформированных в боевой порядок далеко от Москвы, под Алма-Атой. А какая разница где — под Алма-Атой или под Иркутском? Никакой. Ровным счетом. Вся суть, все естество в том, что это были советские солдаты — казахи, русские, узбеки, армяне, украинцы, белорусы, евреи, чуваши, татары, грузины и другие, стянутые Великой войной в один тугой жгут, который, если ударит по врагу, то переломит ему хребет. И переломил…

Шел май. Александровский сад под кремлевскими стенами наливался сиреневым цветом, на земле полыхали ярко-красные, словно кровь, тюльпаны, а над Москвой висел легкий, словно пух, туман, едва-едва пробиваемый солнечными лучами.

— Глядел я из сада, от самого еще не возгоревшегося огня, который получит название «Вечного», — так через считанные минуты скажет Николай Григорьевич Егорычев — фронтовик, первый секретарь Московского городского комитета партии, мой сверстник и единомышленник, — а за ним слова «Вечный огонь» повторит Москва, вся страна от западных ее границ до восточных, — глядел я сквозь чугунную ограду Александровского сада через Манежную площадь, вверх, на улицу Горького, налево, на Манеж, и направо, туда, где Большой театр, — везде были люди, мои дорогие москвичи, мой народ-победитель в недавней жестокой схватке с хитрым, сильным врагом — фашистской Германией.

Было тихо. Очень тихо. Тысячи людей ждали. Часы отсчитывали секунды до захоронения того, Неизвестного Солдата, кто на века, как мне думалось, станет символом Бессмертия каждого из нас, прошедших сквозь Великую Отечественную войну. Хоронили его… Никто не стеснялся слез. Николай Егорычев, произнося слова прощания, говорил сквозь сдерживаемые рыдания.

Плакал и я. Плакал по фронтовому другу, весельчаку с огненными волосами Федору Тюшину, погибшему при налете на станции Миллерово под Ростовом… Плакал по своей матери, не дожившей до Победы.

Плакали, казалось мне, все. У каждого было свое горе. И у всех одно великое невосполнимое несчастье — утрата родных, близких, друзей. Незабвенных.