Николай Месяцев - Горизонты и лабиринты моей жизни

10 октября Центральное телевидение начало регулярно передавать по первой программе цветные передачи. Это была большая техническая победа конструкторов, инженеров, рабочих телевизионных заводов Москвы, Ленинграда, Новгорода. Вместе с тем это был и плод добрых советско-французских отношений, ибо система цветного телевидения базировалась на французской системе СЕКАМ.

Я вспоминаю переговоры главы нашего правительства Алексея Николаевича Косыгина с президентом Французской Республики генералом Шарлем де Голлем, которые проходили в духе доброго взаимопонимания. Припоминается, что меня поразило тогда выступление президента по ЦТ, произнесенное, как говорится, на одном дыхании, без всяких бумажек и телесуфлеров, что, конечно, было удивительно по сравнению с чтением Брежневым и другими нашими руководителями подобных речей по бумажкам. Меня заинтересовал этот факт. Во время одной из поездок в Париж я расспросил моего коллегу — министра информации во французском правительстве, и он рассказал, что Шарль де Голль, как правило, свои небольшие выступления по телевидению заучивает наизусть.

«Да, — подумал я, — генерал хорошо знает силу телевидения: оно может или сделать политика, или убить его».

21 октября в честь Великого Октября коллектив Главной редакции информации Всесоюзного радио — «Последние известия», «Маяк» (главный редактор Владимир Дмитриевич Трегубов) — был награжден памятным Красным знаменем ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС, которое было оставлено на вечное хранение в редакции.

Награждение этого коллектива столь высокой наградой вызвало в стенах Комитета одобрение. Все знали, как много и плодотворно трудятся их товарищи в службе радиоинформации — днем и ночью, подчас не щадя себя, оправдывая высокое звание радиожурналиста. Это он — молодой или в возрасте, вызывающем уважение, — должен сделать так, чтобы новости дня первыми прозвучали в эфире нашего радио. Что бы ни было — сделать. Иначе радио и телевидение утратят свою притягательную информационную силу. Люди будут «шарить» новости на других волнах.

Надо сказать, что проблема опережения в информации зарубежных радиостанций, и прежде всего таких, как Би-би-си, «Немецкая волна», постоянно «висела» надо мною как укор в беспомощности. А суть ее состояла в том, что нередко именно эти радиовещательные станции опережали нас в подаче новостей дня. Пускай на минуту, на час, но опережали. Почему? Как правило, потому, что по заведенному у нас «наверху» порядку, некоторые виды внутренней и внешнеполитической информации могли выходить в эфир только после одобрения в ЦК партии. Естественно, на это требовалось время, иногда немалое.

Дабы избежать подобных проволочек я в разговорах с членами Политбюро ЦК Сусловым, Кириленко предлагал предоставить мне, как председателю Гостелерадио, право на самостоятельное решение подобных вопросов. Чтобы облегчить принятие товарищами Политбюро желаемого решения, я убеждал их в том, что любая информация как бы делится на две части: первая — это подача самого факта, вторая, идущая следом за первой, не обязательно сразу, комментирует этот факт, то есть у высших инстанций после того, как я выпускаю (немедленно) факт в эфир, есть время на то, чтобы сказать, дать указание, как именно желательно прокомментировать этот факт. Но, к сожалению, мои просьбы и аргументы в расчет не принимались, дело информации по-прежнему страдало. Вместо того чтобы опережением информации заставлять другие радиовещательные корпорации идти вслед за нами, у нас предпринималось «глушение» некоторых западных радиостанций специально установленными в этих целях приспособлениями. Наиболее рьяным «глушителем» был член Политбюро, секретарь ЦК партии Кириленко. Простая арифметика и та не могла его убедить: для того, чтобы заглушить один киловатт мощности «нежелательной» радиостанции, надо затратить шесть киловатт, а чтобы заглушить «нежелательных» по всей стране, не хватит никаких имеющихся в распоряжении нашего Министерства связи мощностей.

Свои поездки в Англию, Францию, Италию, Японию и другие страны я, естественно, использовал для изучения опыта организации радиотелевизионного вещания и в том числе постановки информации. В ряду других меня очень интересовал вопрос о свободе радиотелевизионных журналистов в подаче информации, их независимости от правительственных верхов, о чем так много и шумно говорилось на Западе. Конечно, из моих источников я знал об ограниченности этой свободы, но мне удалось услышать об этом, что называется, из первых уст.

Как-то в один из дней своего пребывания в Лондоне, на Би-би-си, я попросил ее генерального директора сэра Хью Грина (родного брата известного у нас писателя Г. Грина) предоставить мне возможность побывать в русской редакции и побеседовать с ее ведущими журналистами (ранее, будучи в Москве, Хью имел возможность встретиться с нашими журналистами, ведущими вещание на Англию).

В ходе беседы я спросил: «Насколько свободны вы, сотрудники русской службы Би-би-си, от властей в своих информациях и комментариях на Советский Союз?» Посыпались однозначные ответы: «свободны», «свободны». Тогда я тот же самый вопрос обратил к известному комментатору Борису Гольдбергу. Недолго раздумывая, он сказал, что все свои более или менее значительные комментарии строит на основе рекомендаций Министерства иностранных дел и других высших эшелонов власти.

Однозначные ответы своих коллег Гольдберг аккуратно отвел как следствие неточности перевода моего вопроса с русского языка на английский. «В освещении проблем большой политики, — говорил он, — я не могу быть самостоятелен. Я выполняю волю власти из ее высшего эшелона».

Я поблагодарил Гольдберга за прямоту и откровенность. Хью Грин, слушая ответы Гольдберга, кивал своей большой головой, увитой огненно-рыжими кудрями, в знак согласия. Он предложил мне пройти в радиостудию, откуда в это время шла передача на нашу страну, заметив при этом, что в содержании передачи сейчас нет ничего такого, что могло бы задеть мою честь как советского человека. В студии диктор Милюков, племянник известного дореволюционного государственного деятеля, читал текст. Мне захотелось подойти к стоящему перед ним микрофону и что-нибудь сказать своим на Пятницкой, в Москве…

Сказать озорное, бодрое, веселое…

1 ноября по первой программе ЦТ прошла передача «СССР-67: Один час жизни Родины». Подобная передача проводилась впервые. Это была своеобразная телевизионная перекличка городов нашей страны. В эфир шли исключительно прямые, с места события репортажи продолжительностью от одной до трех минут. А с 1 по 10 ноября Центральное телевидение и Всесоюзное радио работали по программам, которые как бы дополняли друг друга, передавали эстафету один другому.