Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Однако и в довоенной Японии вопреки стараниям официозной историографии доказать, будто захватнические походы Хидэёси имели историческое оправдание, вполне отвечали политическим интересам правящих кругов этой страны, которые замышляли агрессию против стран Юго-Восточной Азии, были историки, стремившиеся к восстановлению исторической правды, объективному освещению тех далеких событий. Среди них был Токутоми Иитиро, опубликовавший капитальный труд, посвященный внешней экспансии Хидэёси. Не соглашаясь с официальной точкой зрения японской историографии и подвергая ее всесторонней научной критике, он убедительно доказывал, что истинной причиной военных походов Хидэёси на материк было стремление захватить чужие территории и создать великую империю [527]. При этом автор решительно оспаривает ложную версию о том, что Корея была исконно японской территорией и что, мол, на долю Хидэёси выпала историческая миссия вернуть Японии эти земли и таким образом восстановить историческую справедливость [528].

Токутоми Иитиро, как и некоторые другие японские историки, не исключал при этом, что эти бредовые планы могли явиться прямым следствием старения Хидэёси. [529]

К сожалению, у автора не всегда четко прослеживается связь между внешней экспансией Хидэёси и его внутренней политикой, теми негативными внутриполитическими процессами, нежелательное развитие которых Хидэёси надеялся предотвратить путем широких внешних захватов. Хидэёси глубоко заблуждался, надеясь, что экспансией на Азиатский материк и захватом чужих территорий ему удастся не только легко преодолеть серьезные экономические трудности, которые переживала страна, но и разрешить острые внутриполитические противоречия и конфликты.

Следует указать в связи с этим на два важных обстоятельства: на неспокойное положение в среде самих феодалов и на растущее недовольство широких народных масс.

Что касается крупных феодалов, то многие из них, хотя и вынуждены были признать верховную власть Хидэёси, все же стремились по возможности сохранить свою былую независимость и потому не были заинтересованы в слишком сильной централизации и укреплении центральной власти. На этих позициях стояли такие влиятельные и могущественные феодальные дома, как Токугава, Симадзу, Датэ, Мори. Эти феодалы представляли потенциальную угрозу существовавшему режиму личной диктатуры Хидэёси, и он вынужден был не только считаться с этим, но и предпринимать шаги, которые могли бы усмирить скрытую оппозицию, снять напряженность в его отношениях с этой довольно влиятельной группировкой. Как справедливо отмечал акад. Е. М. Жуков, Хидэёси рассчитывал на то, что покорные, но все еще опасные для него феодалы, найдя выход своим «рыцарским инстинктам» во внешней войне, при любом ее исходе будут ослаблены и станут более чем когда-либо зависимы от центрального правительства, т. е. от него, Хидэёси [530].

Было у Хидэёси и еще одно соображение. В случае военного успеха он собирался щедро одарить феодалов новыми обширными землями, а, возможно, кое-кого из них вообще переселить на захваченные территории и тем самым ослабить оппозицию внутри страны. Так не раз поступал он сам и его предшественник Ода Нобунага, расправляясь с неподатливыми феодалами, которые не считались с центральной властью и действовали совершенно автономно: оба насильственно отрывали непокорных от фамильных поместий и отправляли на новое местожительство, нередко в самые отдаленные районы страны.

В планах расширения японской экспансии не последнее место Хидэёси отводил захватам чужих территорий, которые стали бы его личной собственностью, а также владениями его многочисленных родственников и ближайшего окружения. Спустя примерно три недели после того, как японские войска высадились на корейском побережье, Хидэёси отправил письмо своему племяннику Хидэцугу, которого оставил в Киото и поручил ему вести все государственные дела, передав и свой высокий титул кампаку. Это письмо, интересное во многих отношениях, показывает ход мысли уже старого и больного Хидэёси, его представления о будущей Японии, в которой все ключевые посты займут близкие ему люди. Таким образом, полагал он, удастся обеспечить целостность и внутриполитическую стабильность государства, а также сохранить вечную память о нем самом как о создателе великой японской империи. В письме говорилось, в частности, что через два года он намерен устроить пышную встречу императору Гоёдзэй в Пекине, столице минского государства, которое (он не сомневался в этом) к тому времени полностью будет ему подвластно. В собственно Японии он хотел бы видеть императором либо наследного принца Канэхито, либо младшего брата императора кронпринца Томохито.

Хидэцугу он собирался сделать китайским кампаку, а японским — либо младшего брата Хидэцугу, Хасиба Хидэясу, либо Укита Хидэиэ, одного из своих ближайших подручных. Во владение последнему или своему приемному сыну Хасиба Хидэкацу он намеревался отдать Сеул. Замок Нагоя должен был перейти в собственность племянника жены Хидэёси. Себе он отводил китайский порт Нинбо, в котором собирался поселиться.

Как следует из текста письма, подчинив своему господству Корею и Китай, Хидэёси планировал продолжать завоевательные походы с целью покорения Индии [531].

Но и этим имперские притязания Хидэёси не ограничивались. Они распространялись чуть ли не на весь район Юго-Восточной Азии. Есть прямые свидетельства того, что он намеревался захватить Филиппины и ряд других стран этого региона. Многие японские историки с достаточным основанием считают, что если бы во внешней экспансии Хидэёси сопутствовали такие же военные успехи, как в период междоусобной борьбы с местными феодалами, то он не остановился бы на полпути, а попытался завоевать всю Азию. Эта линия авантюристического внешнеполитического курса Хидэёси высвечивается достаточно четко. Исторические документы, относящиеся к дипломатической истории того времени, раскрывающие, в частности, закулисную деятельность Японии в отношении Филиппин, указывают на то, что Хидэёси, развязывая войну против Кореи и ставя перед собой главной целью покорение таких великих азиатских держав, как Китай и Индия, «не забывал» и о малых странах региона, таких, как Филиппины и др.

Есть еще одно обстоятельство, о котором следует упомянуть. Речь идет о том, что Хидэёси, вынашивая свои планы установления мирового господства (разумеется, в тех географических рамках и пределах, которыми он определял это понятие), находился под впечатлением, а возможно, брал за образец возвышение монгольской империи, завоевательные походы монгольских ханов против народов Азии и Восточной Европы. Этот исторический пример, который, несомненно, был ему хорошо известен, тем более что монгольские феодалы пытались покорить и Японию, стоит, очевидно, не последним в ряду причин, побудивших Хидэёси к внешним захватам и вселивших в него уверенность в их успехе.