Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Большое внимание Ёсимицу уделял усовершенствованию системы военно-полицейского управления на местах, усилению контроля за провинциями. Он ясно осознавал, что от этих отношений в огромной мере зависят политическая стабильность в государстве, прочность центральной власти и благополучие самого сёгуна. Осуществление политики сёгуна и центрального правительства на местах возлагалось на востоке страны на генерал-губернатора района Канто, который именовался «Канто канрё» и находился в городе Камакура, а на юго-западе страны — на наместника сёгуна на Кюсю («Кюсю тандай») с местом пребывания в городе Хакага, на севере острова.

Кроме того, за общественный порядок в каждой провинции отвечали своего рода начальники полиции (сюго), которые назначались на эти должности правительством сёгуна и призваны были осуществлять военно-полицейские функции на местах как его представители. Часто они активно вмешивались в управление провинциями. Обычно на каждую провинцию приходился один такой сюго, но бывало, что его власть распространялась на две, а то и большее число провинций.

Сёгунат и все его службы внимательно следили за тем, чтобы на местах феодалы не наращивали свою военную мощь, что неизбежно могло повлечь за собой изменение соотношения сил между оппозиционно настроенными феодалами и сёгунатом, а это, в свою очередь, привело бы к резкому ослаблению центральной власти. Не доверяя полностью той информации, которая поступала с мест от своих же военных губернаторов, сёгун совершал частые инспекционные поездки, разъезжая по городам и весям. Посещая для видимости святые места, буддийские и синтоистские храмы и монастыри, Ёсимицу в сопровождении многочисленной свиты, добрую половину которой составляли профессиональные шпионы, старательно высматривал, какой реальной военной и экономической мощью обладает тот или иной феодал и насколько он опасен ему, Ёсимицу.

Некоторые исследователи жизни и деятельности сёгуна Ёсимицу, явно преувеличивая его исторические заслуги и личные качества, утверждают, будто в своей государственной и военной деятельности, в частности в отношениях с сильными феодалами, он отдавал предпочтение тактике компромиссов и уступок, чем добивался необходимого «баланса сил», и чуть ли не полностью пренебрегал грубыми диктаторскими методами. Исходя из этого, делается даже вывод, что его, собственно, нельзя и причислять к диктаторам, которые «железным кулаком» правят страной [19] См.: P. Varley. The Onin War. History of its Origins and Background with a Selective Translation of the Chronicle of Onin. N.Y.—L., 1907, s. 62. . Ёсимицу, несомненно, обладал незаурядными способностями политического, государственного и военного деятеля, что позволяет выделить его из всех других сёгунов этой династии. Он немало сделал для укрепления центральной власти, улучшения финансового положения страны, развития внешней торговли, особенно с Китаем, [20] Ради расширения торговли с Китаем Ёсимицу пошел даже на то, что согласился принять политическое условие, которое выдвинули правители минской династии, царствовавшей в то время в Китае, а именно чтобы Япония признала себя вассалом китайского императора. Вместе с китайскими лицензиями на право ввоза японских и вывоза китайских товаров Ёсимицу получил титул вана (короля) Японии. Согласиться с требованиями минского правительства, считает акад. Н. И. Конрад, побудили Ёсимицу прежде всего соображения собственной выгоды — как политической, так и экономической (см.: Н. И. Конрад. Избранные труды. История. М., 1974, с. 454). Но помимо личной выгоды для Ёсимицу торговля с Китаем сулила и очевидные экономические выгоды стране в целом. в частности благодаря тому, что принял строгие меры против пиратских набегов на корейские и китайские берега.

Однако, несмотря на все умение сёгуна лавировать, прибегать к компромиссам, когда того требовала обстановка, идти на уступки, он, конечно же, был самым типичным военно-феодальным диктатором, олицетворял собой настоящую восточную деспотию, прочную основу которой, как отмечал К. Маркс, составляли замкнутые маленькие хозяйства, имевшие самодовлеющий характер. [21] Такие хозяйства, писал К. Маркс, «ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы». См.: К. Маркс. Британское владычество в Индии. — Т. 9, с. 135. Поэтому причины кризиса и падения сёгуната Асикага следует искать не в том, что после Ёсимицу эта династия не выдвигала из своей среды сёгунов, которые были бы достойны его таланта, а в изменении социальных условий, и прежде всего в разрушении и гибели отживавшей свой век системы мелких земельных поместий, которая становилась тормозом дальнейшего развития экономической основы общества и его политической надстройки.

Мероприятия Ёсимицу, как бы ни были они важны и в определенном смысле даже прогрессивны для своего времени, тем не менее оставались паллиативами и не в состоянии были предотвратить углублявшийся процесс разложения и упадка мелкопоместной системы и базировавшихся на пей средневековых общественных отношений. Ход последующего развития, в том числе война годов Онин как его кульминационный пункт, служит убедительным и наглядным тому подтверждением.

К концу своей жизни (Ёсимицу умер в возрасте 50 лет) сёгун потерял всякий интерес к политической жизни. Он все дальше отходил от государственных дел и все больше предавался мелким жизненным страстям. Мысли о собственном возвеличении и прославлении занимали его теперь куда больше, чем дела и судьбы государства. Званые обеды и ужины, торжественные церемонии, тщательно продуманные сценарии ритуальных приемов по самому незначительному поводу — все это служило одной-единственной цели — угодить безмерному честолюбию сёгуна, утолить его неуемную страсть к почестям и славе. Во всем он старался подражать придворной аристократии, слепо копируя ее изысканные манеры, нормы поведения и представления о вкусах — словом, все то, что при дворе считалось хорошим тоном. Нарочито показное покровительство искусству тоже должно было создать у высшего сословия впечатление, что сёгун ни в чем не уступает придворной аристократии и самому императору. Он хотел даже провозгласить своего любимого сына Ёсицугу императором; во время грандиозного пиршества, специально устроенного в честь императора и высочайших придворных особ, Ёсимицу пытался склонить императора к этой идее. И как знать, возможно, что сын сёгуна и был бы провозглашен наследным принцем, если бы смертельная болезнь внезапно не сразила Ёсимицу. [22] Существует мнение, что сёгун Ёсимицу завещал, чтобы после смерти его, как и японских императоров, причислили к лику святых. Однако потомки не исполнили этого его завета.