Л Викторова - Монголы

Зимой мясо не только высушивали, но и замораживали. Освежеванную тушу расчленяли, заворачивали в шкуру и клали в повозку, где она сохранялась всю зиму. По мере надобности от нее отрезали куски и варили.

Описанный выше способ убоя скота у монголов считается традиционным. Он был закреплен еще в XIII в. указом хана Угэдэя как обязательный для всего населения Монгольской империи [Рашид ад-дин, 1960, с. 49].

Сохранявшие шаманские и анимистические верования древние монголы полагали, что в крови содержится душа живого существа и ее нельзя выпускать: если не выпущена кровь, то не нарушена целостность организма, животное как бы спит. А если животное спит, оно временно перешло в тот, невидимый, но вполне реальный мир, а потом может снова возродиться в своих потомках, и убыли в стаде не произойдет. Нарушение же целостности, отделение тела от души (выпускание крови, нарушение целости костей), прерывало цепь перерождений, т.е. наносило непоправимый ущерб хозяйству, где скот был главным богатством (в XIII в. слово «та1» обозначало «скот» и «богатство» [Монгольский словарь, с.127 и далее]) 2.

Монголы насчитывали в туше семь частей (четыре ноги, грудина, зад и позвоночник). При этом ноги делились по суставам: из четырех ног (в каждой по три сустава) выходило 12 основных блюд, так как каждый сустав ноги считался отдельным блюдом. Голова также составляла отдельное блюдо, которое подавалось наиболее почетному из гостей. Позвоночник и шея шли в качестве прибавки к основному блюду. Наиболее почетной частью, кроме головы, считалась лопатка (дал). Она употреблялась при гаданиях и жертвоприношениях; ее подавали духовным лицам, а до введения буддизма — шаманам. Лопатку нельзя было съесть одному и нельзя было поделить с женщиной. Если поблизости не было другого мужчины, лопатку нужно было переложить из одной руки в другую, как бы разделив ее с собеседником-соседом. Следующими по степени почетности были локтевые кости ( хариту ). Их подавали гостям из другой птраны или незнакомым. За ними шли лучевые кости ( бокту чимуген), которые имели значение в ряде обрядов 3.

В XIX в., согласно свадебному обряду, жених и невеста должны были держаться за плечевую кость, что сулило счастье и благоденствие вновь образующейся семье. Само слово «сватать»— боктолоху — произошло от названия плечевой кости.

Людям среднего звания подавали кости крестца (сэгуджи), а также бедер, женщинам — заднюю часть ( огоца) и поясничные позвонки, девицам и молодым замужним женщинам — грудину.

Основные блюда дополнялись ребрами (наиболее почетными считали первые четыре, и, чем длиннее ребро, тем почетнее) и мелко нарезанными кусками баранины. Кости позвоночника, шеи и брюшина шли на добавку к блюдам среднего достоинства. Первый позвонок шеи брал сам хозяин и, после того как съедал мясо, бросал кость в огонь. Почки и сердце отдавали малым детям, кончик курдюка — хозяйке. Внутренности гостям не подавались: печень и легкое съедали родственники, помогавшие готовить мясо. Курдюк также не было принято подавать на стол.

Мясо для пира распределяли стольники — баурчи (этот титул упоминается и в «Сокровенном сказании»). Гости садились в юрте по степени их признанного достоинства. Самый почетный из присутствующих занимал место за очагом, в северной половине юрты, лицом к югу. Ему подносили голову, опаленную, чисто выскобленную ножом, хорошо сваренную. На коже лба, на обеих щеках и за ухом делали надрезы. Голову без надрезов почетный гость не принимал. Баурчи подносил голову почетному гостю обеими руками, преклонив колени. Гость, взяв голову, отрывал кусочек надрезанной кожи со лба, бросал его вверх, шепча обращение к небу с просьбой о благополучии. Затем брал кусочек кожи с левого уха и щек, не трогая правого, после чего отдавал голову хозяину дома, а тот, отбив затылочную кость, клал внутрь ребро и снова, теперь уже сам, подносил голову почетному гостю. Гость, приняв ее, несколько раз кончиком ребра зачерпывал и отведывал мозг и отдавал голову своему соседу. Так голова обходила круг и возвращалась к хозяину, который ее доедал [Гомбоев, 1860].

Обычай распределения мяса на пиру у монголов был описан Плано Карпини и Рубруком: «От мяса одного барана они дают есть 50 или 100 человекам, именно они разрезают мясо на маленькие кусочки на блюдечке вместе с солью и водой — другой приправы они не делают,— а затем острием ножика или вилочки, сделанных нарочно для этого... они протягивают каждому из окружающих один или два кусочка, сообразно с количеством вкушающих» |[Путешествия..., с. 96].

Однако европейские путешественники заметили только внешнюю сторону обряда, не обратив внимания на то, что мясо на пиру распределялось в зависимости от степени близости род-* ства и деления мужчин-воинов на два крыла и центр. В «Сборнике летописей» и в «Сокровенном сказании» неоднократно упоминается о пиршествах, на которых баурчи подавали кушанья и напитки, строго сообразуясь с местом каждого в иерархической структуре монгольского общества, право на которое давала степень родства. Каждый из кровных родственников имел право только на закрепленный за его ветвью рода кусок мяса, на раз и навсегда определенную очередность при раздаче чаш с кумысом или вином. Женщины у монголов также присутствен вали на пиру и получали свою долю.

Каждый монгол, по свидетельству Рашид ад-дина, с детства знал свое место в системе рода и место своего рода в структуре всех монгольских родов: «Ибо обычай монголов таков, что они хранят родословие своих предков и учат и наставляют в знании родословия каждого появившегося на свет ребенка. Таким образом они делают собственностью народа слово о нем, и по этой причине среди них нет ни одного человека, который бы не знал своего племени и происхождения» [Рашид ад-дин, 1952, с. 13]. Поэтому любое нарушение в порядке подачи и распределения пищи и питья воспринималось как оскорбление члена рода, тяжкая обида, и обычно в качестве баурчи на пирах выступали известные знатоки родословных. Если на пир собирался не один, а несколько родов, то каждая из сторон выставляла своего баурчи.

Мясо и питье у монголов получали не только живые сородичи, «о и давно умершие предки. Для них раз в году устраивали специальное жертвоприношение в местах погребений, которые считали заповедными обителями духов предков. В них могли принимать участие только сородичи.

Монголы в X—XIII вв. в качестве жертвенного животного закалывали коня. Мясо коня съедали за упокой души умершего, а шкуру и голову оставляли на шесте возле могилы. Мясо коня распределяли по описанной выше схеме. Умершему в могилу клали полагавшуюся ему при жизни часть мяса. Эта традиция у монгольских племен особенно ясно прослеживается в погребальных комплексах на территории Восточной Монголии 4.