Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

И в Италии о помощи революции не было и речи. Там, еще до того, как политическая ситуация была взята под контроль, братья предоставили Папской области заем в размере 400 тысяч ф. ст. — в сотрудничестве с итальянским банкиром по фамилии Торлонья. Этот заем особенно привлек внимание современников: в 1830-е гг. одних веселило, других приводило в ужас, что еврейский банк ссужает деньги папе римскому. Так, широко обсуждалась аудиенция, данная папой Карлу в январе 1832 г. «Наконец-то восстанавливается тот порядок, какого желал Господь, создавая мир, — язвительно замечал Бёрне. — Бедный христианин целует папе туфлю; богатый еврей целует ему руку. Если бы Ротшильд предоставил римский заем под 60, а не 65 процентов и таким образом подарил папскому камергеру еще 10 тысяч дукатов, возможно, ему позволили бы броситься его святейшеству на шею. Ротшильды, конечно, благороднее, чем их предок Иуда Искариот. Он продал Христа за 30 сребреников; Ротшильды купили бы Его, если бы Он продавался».

«Подобно языческому Риму, христианский Рим тоже побежден и даже обязан платить дань», — злорадствовал даже более сочувствующий Гейне, вызывая в воображении картину, как представительный папский эмиссар приезжает в контору Ротшильда на улицу Лафит, чтобы доставить «римскую дань» «светловолосому молодому человеку… который немного старше, чем выглядит, и чья аристократическая, величественная бесстрастность столь прочна и положительна, что можно подумать, будто у него в кармане все деньги мира. И в самом деле — в его кармане все деньги нашего мира; его зовут Джеймс де Ротшильд… Зачем же… теперь нужен Талмуд?» «Еврейский банкир говорит: [Бог] дал мне королевскую власть богатства и постижение изобилия, которое является верховной властью общества, — писал в июле 1837 г. Альфред де Виньи. — Теперь еврей управляет папой и христианским миром. Он платит монархам и покупает государства».

По правде говоря, в разумности такого шага сомневались сами Ротшильды. Сначала Джеймс хотел уступить ведущую роль в операции двум английским банкам, «Уилсон и Кº» и «Райт и Кº» — по двум причинам:

«Во-первых, мы евреи, и, будь у нас другой папа, дурной человек, он мог бы убедить себя, что заслужит пропуск в рай, если откажется что-либо платить евреям. Во-вторых, по-моему, финансовые дела папы находятся в плохом состоянии, так же, как и у Испании, и если они решат не платить проценты, в таком случае нам не придется иметь с ними дело напрямую».

В то же время они с Лайонелом боялись, что, в то время как английским банкам легко будет продать их доли из-за «уверенности в том, что они сумеют распределить свои доли между их друзьями-католиками», Ротшильдам, «у которых совсем другие связи и нет уверенности в друзьях его святейшества, не следует заниматься этими облигациями; они будут обязаны вложить собственный капитал в трудно реализуемые бумаги». Отчасти это объясняет не характерную для Ротшильдов осторожность, когда они предложили выпустить заем тремя отдельными траншами, сохранив за собой возможность отказаться от займа после первого транша. С другой стороны, стабилизация папских финансов сулила по крайней мере краткосрочные дипломатические выгоды, потому что, как согласились Перье, Поццо и Аппоньи, «папе нужны деньги, и если он их получит, он позаботится о сохранении мира». Более того, обществу требовалось больше займов, чем предвидел Джеймс, что привело к тому, что в процесс переговоров в последнюю минуту внесли поправки — к неудовольствию Уилсона и Райта, сообразивших, что их вытесняют. Облигации, выпущенные по курсу 70, но вскоре выросшие до 79, оказались «превосходным дельцем», как с облегчением докладывал Лайонел. Хотя возобновление беспорядков в феврале 1832 г. породило временный регресс, летом того же года облигации достигли пика в 83 и росли дальше с небольшими колебаниями до 1835 г., когда они дошли до номинала.

С первого взгляда во всем этом можно усмотреть некоторое противоречие, что согласуется с мнением Гейне о двойственном отношении Ротшильдов к революции: они одновременно ссужали деньги революционным государствам вроде Бельгии и консервативным государствам вроде Ватикана. Однако при ближайшем рассмотрении можно найти в их политике последовательное разумное обоснование: Ротшильды давали деньги молодым государствам, если их поддерживали пять великих держав. Официальные или неофициальные гарантии увеличивали привлекательность займов независимо от того, предоставлялись ли они независимой Бельгии или Ватикану, где реформы проводились лишь для вида. В этом смысле они продолжали политику, начатую ими в 1820-е гг., которую неверно истолковывали современники, назвавшие Ротшильдов банкирами Священного союза. Очевидным предвестником поддержки Бельгии стал заем, который Ротшильды предоставили Греции. Уже в феврале 1830 г., когда Леопольда Саксен-Кобургского называли возможным монархом нового королевства, Джеймс призывал Натана: «…нанеси визит своему Кобургу, так как с Грецией можно будет вести дела. Англия уже согласилась, что, если Кобург готов принять предложение, они гарантированно будут платить стране ежемесячно столько же, сколько Франция и Россия; в настоящее время он ведет с ними переговоры, чтобы Англия присоединилась к гарантиям вместе с Францией и Россией».

Приготовления оказались преждевременными. Лишь в мае 1832 г. великие державы подписали договор, который гарантировал заем новому королю, — к тому же им стал не кобургский и уж тем более не голландский, как предсказывал Людвиг Бёрне, а баварский принц. Однако Ротшильды по-прежнему готовы были заниматься займом, за который вели тяжелый бой с баварским банкиром д’Эйхталем и испанцем Агвадо. Сама Греция могла быть и «бесполезной», но заем в 60 млн франков под гарантии Франции, Англии и России казался надежным предприятием. Чувство было взаимным. Аппоньи выразил мнение всего дипломатического корпуса, заявив: «Месье Ротшильд, невозможно, чтобы такая крупная операция, в которой заинтересованы все великие державы, проходила без вашего участия» [102] Облигации пятипроцентного займа выпускались по курсу 94. Всего 11 млн франков были ассигнованы на выплату компенсации Турции; параллель с бельгийско-голландским «разводом» весьма разительна. . И наоборот, там, где великим державам было трудно договориться — например, в португальском вопросе, когда в 1830–1834 гг. из Бразилии вернулся Педру, успешно низложив своего брата Мигела, — Ротшильды держались на расстоянии.

В многополярном мире, в котором пять великих держав со своими интересами стремились разрешить международные кризисы, не прибегая к войне, Ротшильды действовали не столько с целью обеспечить мир — для этого их власть была слишком ограниченной, — сколько для того, чтобы гарантировать его после того, как мир был заключен.