Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Можно предположить: если бы в 1830-е гг. Пруссия, Россия и Франция в самом деле решили воевать из-за Бельгии или Польши, Ротшильды были бы бессильны предотвратить такую войну. Однако нельзя игнорировать и ведущую роль, какую к тому времени играла Австрия Меттерниха в Центральной и Восточной Европе: без участия и, более того, без руководства Австрии трудно представить консервативный крестовый поход против расползания революции. Последнее подводит нас к положению Соломона в Вене — иногда ему приписывают решающую роль в предотвращении войны после июля 1830 г.

Уже в ноябре 1830 г. Соломон признавался Генцу, что после тяжелых потерь, понесенных им и его братьями, ни о каком финансировании войны и речи быть не может. И позже, когда Меттерних отправил австрийские войска в Болонью, Джеймс поддержал угрозу Перье вмешаться исключительно финансовым доводом, очевидно предназначенным для официальных лиц. Он поинтересовался, «как Австрия [в случае войны] сумеет выплатить проценты [по своему долгу]? <���…> Лучше не рисковать всем своим капиталом». Однако и Соломон, как Джеймс в Париже, не занимал позиции монополиста. Весной 1830 г., когда австрийское правительство выпустило на 30 млн гульденов четырехпроцентных государственных облигаций-«металликов», он просто входил в консорциум, состоявший из четырех банков-эмитентов. Наряду с Соломоном в консорциум входили такие банкирские дома, как «Арнштайн и Эскелес», «Сина» и «Геймюллер». Кроме того, Соломону не удалось одержать верх над франкфуртским банком Бетмана в борьбе за контроль над запланированной реструктуризацией старых пятипроцентных облигаций. После революции ему так же, как и его брату, невыносима была мысль о том, что государственный заем отдадут конкурентам. В марте 1831 г., когда Меттерних попросил выпустить пятипроцентных «металликов» на 36 млн гульденов, чтобы финансировать интервенцию в Италию, Соломон вошел в долю еще с тремя венскими банками. Предполагается, что в договор включили условие: в случае войны заем должен быть возмещен в течение трех месяцев. Однако Соломон не сделал ничего, чтобы помешать Меттерниху тайно занять 20 млн франков, которые были депонированы во франкфуртском банке после Парижского мирного договора 1815 г. на имя Германского союза [101] Деньги были отложены на сооружение крепостей на франко-германской границе; судя по всему, идея займа принадлежала не Меттерниху. . Он немногого достиг и в начале 1832 г. завуалированной угрозой прекратить финансовую поддержку, если Меттерних не ратифицирует 24 статьи соглашения, определяющего независимость Бельгии: «Вашей светлости известно, что мы подписались на четверть последнего займа в 50 миллионов и также приобретаем ценные бумаги на бирже, чтобы удерживать цену на „металлики“, что мы проводим другие важные финансовые операции и, кроме того, ведем переговоры о новых займах. Поскольку на них сильно влияет ход политических событий и поскольку я хотел бы видеть брата счастливым и свободным от тревог, покорнейше прошу вашу светлость позволить моему управляющему… справиться о вашем мнении о нынешнем положении и о том, признает ли Бельгию правительство Австрии и позволит ли ратифицировать соглашение».

Меттерних поспешил заверить Соломона, «что, поскольку ему прекрасно известны и общее отношение, и воля русского царя, он высказывается за то, что их намерения, без единого исключения, столь же миролюбивы, как и намерения австрийского императора».

Однако заверения ничего не стоили; Австрия не ратифицировала соглашение еще три месяца.

Откровеннее всего Соломон воспользовался финансовым рычагом влияния в июне 1832 г., пока он находился в Париже. «Я не могу равнодушно относиться к тому, — писал он с нехарактерной для себя прямотой в послании, которое поручил передать Меттерниху и Коловрату, — чтобы Австрия, боже упаси, выпустила еще один заем в „металликах“ в течение 1832 года…»

«Вам известно, что общая сумма наших активов в „металликах“ во Франкфурте, Париже, Лондоне и Вене — то есть активов четырех банков, которые на самом деле составляют один банк, — составляет несколько миллионов. Нельзя скакать на двух лошадях сразу; если наша фирма вынуждена будет продавать… какую сумму рассчитываете вы получить? <���…> Мы будем вынуждены реализовать наши „металлики“, хотим мы того или нет. Что скажут капиталисты и коммерсанты всего мира на выпуск двух „металлических“ займов в один год, когда платежи по первому займу не должны пройти до декабря? Такие действия вызовут резкое падение „металликов“. Правительство не сможет получать дальнейшие займы по низкой процентной ставке, австрийские финансы получат тяжелый удар, и правительство не достигнет своей цели… Более того, что скажет общественность, узнав о новом займе? „Будет война — непременно будет война, раз Австрия выпускает еще один заем“. Даже если бы мы не были вынуждены продавать, а мы вынуждены будем продавать, цены резко упадут, и кредит Австрии будет серьезно поколеблен… Я убежден, что именно так и будет, если распространятся хотя бы отдаленные намеки на то, что в этом году будет выпущен еще один заем».

С первого взгляда такое письмо в самом деле выглядит проявлением финансового давления с целью ограничить Меттерниху поле для агрессивного маневра. Но важно сознавать, что оно было написано в период, когда международная напряженность была довольно низкой. К тому времени Австрия уже ратифицировала соглашение о независимости Бельгии («24 статьи»); разрешился спор из-за Анконы. При ближайшем рассмотрении письмо больше напоминает чисто финансовый довод, призванный избежать резкого падения цен на австрийские облигации, которое стало бы пагубным для баланса Венского дома. Соломон вовсе не был против займа как такового; по чисто техническим причинам он заявлял, что «если очень нужно получить деньги, гораздо лучше выпустить казначейские векселя и получить двенадцать миллионов серебра для банка… процедура, которая почти ничего не будет стоить правительству, но снабдит его деньгами на срок от шести до восьми месяцев…». Год спустя он и еще три венских банка с радостью приняли участие еще в одной эмиссии «металликов» на 40 млн флоринов, а в 1834 г. — в лотерейном займе на сумму в 25 млн гульденов. Если мир и налагал свои оковы, то они не были слишком тугими.

На самом деле Ротшильды получали возможность подкрепить свои дипломатические шаги не столько отказывая каким-либо государствам в деньгах, сколько предоставляя их им. Классической иллюстрацией данного положения служит способ, каким они отвечали на просьбы о кредите из тех мест, где вспыхивала революция.