Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Братьев, которым Натан писал собственноручно, он не так щадил, как людей посторонних. Мы уже имели возможность убедиться, что Натан иногда бывал по-настоящему жестоким в личных письмах братьям; и с возрастом он не слишком сильно смягчился. В 1828 г. Ансельм, сын Соломона, писал Лайонелу, старшему сыну Натана: «Пожалуйста, попроси своего доброго отца в будущем не писать таких суровых писем дяде Амшелю. Уверяю тебя, они губят его здоровье, и по какой причине? Потому что он написал твоему папе, что ему нужны деньги и что ты задолжал ему по счету… он стареет, слабеет, и если ты не проявишь осторожности в письмах, он совсем сдаст…» Шесть лет спустя Нат сообщал, что состояние здоровья Амшеля «внушает ему опасения», и он «настоятельно» рекомендовал, чтобы отец «немного умаслил его в письмах и ни в коем случае… не ругал [его], так как это оказывает более сильное действие, чем ты можешь себе представить». Иногда стычки случались и с более гибким Джеймсом. В 1832 г., например, он «пылко возражал» против предоставления займа Греции и согласился, лишь когда получил письмо из Нью-Корта со словами: «Ни при каких обстоятельствах ты не должен допускать, чтобы сделка ускользнула у тебя между пальцев». Джеймс был вне себя, когда позже Натан передумал и послал ему второе письмо со словами: «Ничего не предпринимай в связи с Грецией». В 1835 г. два брата также не сошлись во мнении из-за Португалии.

Однако невозможно объяснить финансовый успех Ротшильдов только особенностями характера Натана, хотя они тоже важны. Главный источник братских разногласий в 1830-е гг. — не бесспорный деспотизм Натана, а скорее его равнодушие. Например, в 1831 г. Лайонел отправил отцу такое послание: «Дядя Джеймс надеется, что папа не будет заниматься всеми делами с рентой в Лондоне на твой счет, потому что это уничтожит все дела между двумя домами и в конце концов операцией займутся другие». Два года спустя Нат писал из Франкфурта, что его дядя Амшель «жаловался моему дорогому папе о том, что ты так мало занимаешься с ним делами… Уверен, мой милый папа, ты поймешь, чего хочет наш добрый дядюшка; особенно он желает, чтобы ты так же вел с ним дела, как и в прошлом». Не получив на это письмо ответа из Нью-Корта, Нат вынужден был написать еще: «Он просит милого папу, чтобы ты был так любезен и вел с ним дела, как раньше; он часто жалуется на то, что ты отдаешь предпочтение Парижу и Вене. Должен сказать, он замечательный человек, и если можно угодить ему, лучше так и поступить… Однако, ведя дела с дядей А., лучше не обращать внимания на мелочи».

Если не обращать внимания на мелочи, в жалобе Амшеля определенно содержалась доля истины. К началу 1830-х гг. финансовые узы между Лондоном и Франкфуртом все больше ослабевали, поскольку братья реже виделись. Однако это был не единственный признак того, что в отношениях братьев действовали центробежные силы. Всего год спустя Карл в Неаполе выдвинул сходное обвинение против Джеймса. На сей раз арбитром в отношениях двух братьев пришлось выступить Натану. «Милый Натан, относительно же слов нашего брата Карла, что я не пишу ему регулярно, — писал Джеймс в ответ, видимо, на упрек, высказанный в письме брата, — ради поддержания сердечных отношений и в соответствии с твоими пожеланиями и пожеланиями нашего брата Соломона — отвечаю, что на самом деле я писал ему пять раз и совершенно забыл о глупом письме, которое он адресовал мне… как будто его никогда не было. Пожалуйста, попроси, чтобы их переслали тебе из Неаполя, и ты увидишь, что я писал ему, так как хочу сохранить мирные отношения и не желаю никаких ссор. Итак, я сделал все, что, по моему мнению, обязан сделать честный человек для своего брата. Они могут жаловаться на меня, но я больше не напишу ни слова до тех пор, пока не получу от них писем, потому что я не менее Ротшильд, чем они, и так же умею постоять за свою честь, как и наш брат Карл».

Конечно, тот факт, что другие братья обращались к Натану, когда ссорились, показывает, что Натан по-прежнему оставался «главнокомандующим» — столпом, на котором покоилось все здание Ротшильдов, таким же непоколебимым, как та колонна на Королевской бирже, рядом с которой он любил стоять. Но подобные споры предполагают, что для сохранения всего здания в целости требовались дополнительные подпорки.

Если за успехом Ротшильдов и стоит какой-то «секрет», то им можно считать систему сотрудничества между пятью домами, которая сделала их, если рассматривать их как одно целое, крупнейшим банком в мире, в то же время распространив их влияние на пять основных европейских финансовых центров. Такая многонациональная система регулировалась договорами о сотрудничестве, которые составлялись и пересматривались каждые несколько лет и которые, по сути, исполняли роль конституции финансовой федерации. Самый ранний из таких договоров, как мы видели, был составлен в 1810 г., но его нельзя назвать типичным из-за тогдашнего непреложного главенства Майера Амшеля. Кроме того, из-за войны в договоре не фигурировал Натан. Первым подлинно «союзным» стал трехлетний договор от 1815 г. между всеми пятью братьями. На том этапе главным затруднением стало значительное превосходство Лондонского дома. Согласно преамбуле договора, «собственность компании… в Лондоне, Париже и Франкфурте-на-Майне состоит из суммы в 500 тысяч ф. ст. или около того», но, очевидно, большая часть данной суммы принадлежала Натану. Договор призван был перераспределить коллективные активы братьев, исключив оттуда некоторые пункты (предположительно недвижимость). Около 200 тысяч ф. ст. в форме простых векселей по 50 тысяч фунтов каждый переходили от Натана четырем братьям. В результате доли в общем (теоретически) капитале в 336 тысяч ф. ст. составляли: Натан — 27 %; Амшель и Соломон — по 20 % каждый; Карл и Джеймс — по 16 % каждый. Более того, решено было оплатить все расходы из доходов Лондонского дома и делить чистую прибыль в равных долях в конце каждого года.

За три года действия данного договора капитал братьев вырос с феноменальной скоростью — с 336 тысяч до 1 млн 772 тысяч ф. ст. Поскольку большей частью роста они были обязаны необычайно успешным спекуляциям Натана с консолями, хотя пропорции общего капитала более или менее остались неизменными, братья согласились перераспределить прибыли в его пользу. По мнению Карла, «Натану следует получать больше пятой части. У него большая семья, ему нужно больше. Что бы вы ни решили, я дам свое согласие… Ты сам говорил мне, что Натану следует дать [некоторые] прерогативы. Мы обязаны ему всем, поистине всем. Он спас нас. Мы хотели прыгнуть раньше [то есть продать. — Авт.], а он нас удержал».

Итак, технически существовали «три совместных коммерческих учреждения, [руководимых] под… взаимной ответственностью» пятью партнерами: «Н. М. Ротшильд» в Лондоне, «М. А. фон Ротшильд и сыновья» во Франкфурте и новый банкирский дом Джеймса в Париже, «Братья де Ротшильд». Впредь половина всех прибылей Лондонского дома отходила Натану, в то время как его братья получали по одной восьмой каждый; кроме того, он получал четыре шестнадцатых от прибылей двух других домов, а его братья получали по три шестнадцатых с каждого. В договоре 1818 г. зафиксирована новая система, по которой каждый из партнеров получал 4 % своих индивидуальных капитальных акций в год посредством дохода, который должен был покрывать их расходы (и деловые, и домашние); все единовременные выплаты, которые тратились на наследство детям, дома или загородные поместья, вычитались из капитала братьев. Вдобавок, «чтобы сохранить регулярность в бухгалтерских книгах и счетах… решено было, что в текущих операциях трех совместных предприятий, хотя они образуют всего один общий совместный концерн, каждый соответственно заведует обменом, брокерскими операциями, почтовыми отправлениями, марками и процентами при положительном и отрицательном балансе со ставкой в 5 %». Для усиления духа коллективной общности оговаривалось, что каждый банкирский дом должен еженедельно извещать остальных об операциях, которые он проводит.