Натан Эйдельман - Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837
- Название:Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Художественная литература»
- Год:1987
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Натан Эйдельман - Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837 краткое содержание
Книга «Пушкин. Из биографии и творчества. 1826—1837» является продолжением вышедшей в 1979 году в издательстве «Художественная литература» монографии «Пушкин и декабристы».
Рецензенты:
пушкинская группа Института русской литературы АН СССР; д-р философ. наук Г. Волков
Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Позже, в конце беседы, царь (согласно версии польского мемуариста) сказал Пушкину: «Пиши для современников и для потомства. Пиши со всей полнотой вдохновения и с совершенной свободой, ибо цензором твоим буду я» [110] Пугачёв В. В. К эволюции политических взглядов Пушкина…, с. 685.
.
Параллели приведённых текстов со словами царя — Бенкендорфа о «бессмертии имени вашего» требуют, конечно, размышления — явились ли они совсем независимо друг от друга? [111] Письмо Бенкендорфа от 30 сентября 1826 г. со словами о «бессмертной славе» было опубликовано позже, чем книга Струтыньского, в 1874 г.; однако и Лакруа, и Ю. Струтыньский могли, воссоздавая царские комплименты, опереться на пушкинские признания в стихах («Стансы» и «Друзьям»).
В любом случае мы можем предполагать, что фразе о «царе-цензоре» предшествовал какой-то обмен мыслями, где «стороны» о чём-то договорились и отсюда — лестные царские слова. Именно в этой части беседы поэт, очевидно, мог позволить себе определённую вольность поведения («припёрся к столу», «обратился спиной к камину, обогревая ноги»): вначале, пока аудиенция смахивала на допрос, подобная ситуация маловероятна [112] См.: PC , 1879, № 8, с. 69. Рассказы о Пушкине, записанные… Бартеневым, с. 32. Марина Цветаева век спустя напишет о Пушкине: Две ноги свои — погреться Вытянувший, и на стол Вспрыгнувший при самодержце Африканский самовол. (Стихи к Пушкину)
.
Реформы
Ещё раз повторим, что каждый вспоминающий о встрече Пушкина с Николаем не обходит царского — «я сам буду твоим цензором» (разве что сам Николай в беседе с Корфом — но это случай особый!); впрочем, через двадцать два дня после того, как эти слова были произнесены, их закрепил на бумаге Бенкендорф: «Сочинений ваших,— писал он Пушкину,— никто рассматривать не будет; на них нет никакой цензуры: государь император сам будет и первым ценителем произведений ваших, и цензором» ( XIII, 298).
Через месяц с небольшим царская формула ещё раз записана и рукою Пушкина: «Царь освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная» (письмо H. М. Языкову от 9 ноября 1826 г.; XIII , 305).
Тут необходимо отметить один, кажется, недостаточно оценённый исследователями оттенок знаменитой фразы Николая I: она произносится в те дни, когда вступал в действие только что утверждённый жесточайший, «чугунный» цензурный устав.
Удивление, негодование даже весьма умеренных деятелей по поводу этого устава не раз отмечалось в литературе.
Вяземский в том же письме, где извещал А. И. Тургенева и Жуковского об освобождении Пушкина, негодовал против «нелепости» устава, призывал Жуковского «написать на него замечания»; между прочим рассказывал, будто «государь, читая Устав в рукописи <���…>, сделал вопрос: „В силу этого должно ли было бы пропустить Историю Карамзина? Отвечайте просто: да или нет?“ Они отвечали: нет! Государь приписал тут: вздор; но между тем вздор этот остался и быть посему» [113] Архив братьев Тургеневых, вып. 6, с. 40—41.
.
H. М. Языков 23 сентября писал брату Петру:
«Вот новость: Пушкина привезли на казённый счёт в Москву, и он освобождён. Это хорошо, но вот что худо — и чрезвычайно: вышел и начинает приводиться в действие новый Устав о цензуре — совершенная инквизиция <���…> Устав мог бы подписать и монарх Высокой Порты, в нём ещё обнаруживаются глупость и невежество» [114] Языковский архив, вып. 1. М., 1913, с. 263.
.
Пушкин же, несомненно зная о возмущении Языкова, старается его успокоить; сообщая 9 ноября 1826 года, что царь — «сам мой цензор», сверх того поэт обещает: «о цензурном уставе речь впереди».
Пушкин явно намекает, что ситуация должна улучшаться; он уже знает о царских мерах к замене «чугунного» устава 1826 года новым, более мягким уставом (это решилось именно в сентябре—октябре 1826 г.; подробнее см. ниже).
Слова Николая «я буду твоим цензором», конечно, намекали на новую цензурную реформу.
Значит, перед знаменитой царской «репликой» шёл разговор о важном государственном деле. И, по всей видимости,— не об одном («Долгая беседа»).
Во вступительной статье к двухтомному изданию «Пушкин в воспоминаниях современников» В. Э. Вацуро замечает, что мемуарные сообщения об аудиенции в Москве «концентрируются вокруг нескольких смысловых центров. Первый из них: вопрос царя: что бы вы делали в Петербурге 14 декабря, и ответ Пушкина, что он примкнул бы к своим друзьям на Сенатской площади. Второй — условия некоего договора. По-видимому, это был договор не выступать против правительства, за что Пушкину представляется свобода и право печататься под личной цензурой Николая I. Есть основания думать, что Николай I говорил при этом Пушкину о какой-то программе социальных реформ. Но этого уже мемуаристы не сообщают» [115] Вацуро В. Э. Пушкин в сознании современников.— Пушкин в воспоминаниях, т, 1, с. 15.
.
Действительно, в основном, хорошо известном корпусе мемуарных свидетельств о «8 сентября» подробностей насчёт самого длительного «раздела» беседы практически нет. Нелегко оперировать косвенными или недостаточно надёжными данными о важнейшей части аудиенции. Однако с должной осторожностью это необходимо сделать. 8 сентября Пушкин и Николай говорили, по всей видимости, о том, что не могло быть обнародовано и почти не осталось в письмах, дневниках и воспоминаниях современников: о будущем России, о преобразованиях …
Материи столь же деликатные и секретные, как и тема 14 декабря: ведь именно в это время свод декабристских показаний о внутреннем положении России был по приказу царя передан Секретному комитету, готовившему реформы. Суждения Пушкина и в этом случае почти приравнивались к «полезным показаниям» другой стороны.
Отзвуки разговора о настоящем и будущем России, естественно, отыскиваются в произведениях поэта, написанных вскоре после того.
Главная мысль записки «О народном воспитании» (которой будет посвящена отдельная глава этой книги) — благотворная, преобразующая роль просвещения; в «Стансах» (1826) пример и образец — Пётр Великий:
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье…
В стихотворении «Друзьям» (1828) снова противопоставлены «просвещенья плод» и «разврата… дух мятежный».
Упоминание в «Стансах» и других сочинениях Якова Долгорукова, смелого советчика при Петре Великом, звучало как поощрение нынешнему монарху, беседующему на равных со смелым, откровенным собеседником.
В стихах Николай I, правящий «бодро, честно», оживляет Россию «войной, надеждами, трудами»: прямая антитеза прошлому царствованию, где был
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой…
Интервал:
Закладка: