Натан Эйдельман - Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

В самом деле, написаны, возможно, ещё в Пскове, но завершены в Москве пушкинские «Стансы» («В надежде славы и добра…»), очень комплиментарные в адрес царя и оспаривающие подозрение Бенкендорфа, будто поэт неблагодарен; эти стихи Пушкин перебелил накануне нового, 1827 года, но — не стал их пока отдавать в печать.

Поэту было неясно, понравятся ли Николаю строки, где ему, посредством похвалы Петру Великому, рекомендуется любовь к просвещению («Стансы» в этом смысле — явная параллель записке «О народном воспитании»); не поставит ли царь вопросительного знака против строк:

или:

Можно предположить, что Пушкин не торопился печатать уже готовые «Стансы» из чувства обиды.

«Борис Годунов» фактически запрещён, записка «О народном воспитании» встречена неблагосклонно; в конце декабря поэт провожает в сибирский путь Марию Волконскую, передаёт высокие, сочувственные слова декабристам, а вскоре, с другой декабристкой, А. Г. Муравьёвой, посылает в Читу послание «Во глубине сибирских руд…».

Д. Д. Благой справедливо отметил, что даже ссылка Пушкина формально, юридически не была прекращена — он как бы числился во временной отлучке: на просьбу матери поэта об официальном даровании её сыну прощения 30 января 1827 года «высочайшего соизволения не последовало». Царь отказывал тем самым Пушкину и в посещении Петербурга [237] См.: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина, с. 49. .

Меж тем всё тянется дело об «Андрее Шенье».

4 марта Пушкину сделан ещё один, правда, лёгкий выговор за то, что он не прямо представил свои стихи Бенкендорфу, но воспользовался посредничеством Дельвига ( XIII, 322—323) [238] См.: Дела III Отделения…, с. 43—44. .

Кажется, поэт и царь, мнимо сблизившись, удаляются; обращения к декабристам всё теплее…

Однако 3 мая 1827 года царь через Бенкендорфа всё же передаёт Пушкину разрешение приехать в Петербург, впрочем, напоминает о честном слове поэта — «вести себя благородно и пристойно» ( XIII, 329). Здесь, в столице, Пушкин, уже искусившийся в тонкостях этикета, просит аудиенции у Бенкендорфа, шеф жандармов отправляется к Николаю, и на прошении появляется царская карандашная резолюция: «Пригласить его в среду, в 2 часа, в Петербурге» ( XIII, 331).

6 июля 1827 года Пушкин посетил Бенкендорфа и, возможно, впервые познакомился с ним не только по письмам.

Эта аудиенция была как бы уменьшенным повторением кремлёвской встречи 8 сентября 1826 года.

Мы не имеем о ней сведений, кроме общего замечания Бенкендорфа: «Он всё-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно» [239] Старина и новизна, кн. VI, с. 6. . Во всяком случае, в ближайшие месяцы Пушкин новых выговоров не получает; и очень знаменательно, что 20 июля, через несколько дней после аудиенции у Бенкендорфа, поэт пересылает шефу жандармов несколько своих последних сочинений, и в их числе «Стансы», написанные восемь месяцев назад.

22 августа Бенкендорф отвечает довольно милостиво и сообщает между прочим о разрешении «Стансов» (см. XIII, 333, 335).

Стихи «В надежде славы и добра…» появляются в январе 1828 года [240] Цензурное разрешение 9 января 1828 г. .

Итак, летом 1827-го Пушкина опять «простили», как это было почти годом раньше, в сентябре 1826-го.

Публикация «Стансов» имела немалые последствия для формирования общественного взгляда на Пушкина и его творчество.

По существу, это ведь была первая печатная декларация поэта о его примирении с новым порядком вещей.

Декабристы и связанные с ними круги, как известно, восприняли «Стансы» в общем враждебно или настороженно [241] См.: Мейлах Б. С. Пушкин и декабристы после 1825 года.— Пушкин. Исследования и материалы, т. II. М., Изд-во АН СССР, 1958, с. 212. .

Довольно быстро, через несколько недель после публикации «Стансов», Пушкин уже пишет и представляет царю ответ на «левую критику» — стихотворение «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю//Хвалу свободную слагаю»). 5 марта 1828 года Бенкендорф сообщает Пушкину, что «государь <���…> с большим удовольствием читал шестую главу Евгения Онегина.

Что же касается до стихотворения Вашего под заглавием „Друзьям“, то его величество совершенно доволен им, но не желает, чтобы оно было напечатано» ( XIV, 6).

Царь, не допустив «Друзьям» к печати, выразил недвусмысленное желание насчёт рукописного распространения стихов: «Cela peut courir, mais pas être imprimé» [242] Пусть ходит, но не печатается ( фр .), см. III, 1154. .

Мы, наблюдаем, кажется, самый мирный период во взаимоотношениях поэта и власти. Вскоре после этого, 22 марта и 2 мая 1828 года, без всяких препятствий разрешено переиздание «Руслана и Людмилы», «Кавказского пленника». Царское «с удовольствием», «доволен» звучит как эхо кремлёвской аудиенции — «Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин». И тем острее, неожиданнее последующие события 1828 года, которые, однако, и по сути своей, и по некоторым чисто формальным признакам (новое прямое объяснение поэта с царём) также являются отзвуком сентябрьской беседы 1826 года и помогают «задним числом» ещё лучше её расслышать… «Кризис 1828 года» был завершением переломных месяцев пушкинской биографии; его разбор позволяет ещё ближе подойти к ответу на вопрос: что же происходило на самом деле между поэтом и верховной властью в 1826—1828 годах, под прикрытием внешних событий?

Весной и летом 1828 года дело об «Андрее Шенье» вдруг переплелось с событиями вокруг «Гавриилиады».

Смелая, преступная с точки зрения официальной церкви поэма, как известно, была написана Пушкиным задолго до рассматриваемых событий [243] См.: Пушкин и декабристы , гл. II. . Однако прежде чем привести некоторые новые документы и соображения насчёт «Гавриилиады», напомним кратко о её судьбе. Без этого ряд важных событий 1828 года не может быть понят.

«Гавриилиада» сочинена в апреле 1821 года.

Автограф её не обнаружен и вряд ли когда-либо будет обнаружен: сочинитель в своё время принял меры предосторожности. До сих пор, между прочим, почти не изучено важнейшее и, конечно, авторитетное утверждение П. В. Анненкова (располагавшего не дошедшими до нас записками H. С. Алексеева), что первоначальный замысел «сатанинской» поэмы был много шире, затрагивал в богохульной сатирической форме разные стороны российской общественной и политической жизни [244] См.: Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в александровскую эпоху. СПб., 1874, с. 178. .

В 1821—1822 годах Пушкин сообщает текст поэмы П. А. Вяземскому, А. И. Тургеневу и, может быть, ещё немногим доверенным лицам. В течение нескольких следующих лет число списков множится, поэма, естественно, распространяется в декабристской среде [245] См.: Летопись , с. 296, 348, 354, 367, 576, 651. Томашевский Б. В. Пушкин, кн. первая (1813—1824). М.—Л., Изд-во АН СССР, 1956, с. 429—430. .