Натан Эйдельман - Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

Известность Пушкина действительно делала его значительной фигурой в глазах царя.

Меж тем быстрая кибитка 8 сентября въезжает в Москву: по Тверской — в Кремль…

Пушкин приехал в родной город, откуда летним днём 1811-го его увезли в Лицей — и с тех пор минуло пятнадцать лет, больше половины прожитой жизни; пятнадцать лет «блуждающей судьбы», «горестной разлуки» с Москвою.

«Московские ведомости» № 72 от 8 сентября сообщали о новых награждениях и производстве в связи с коронацией, с недавним купеческим праздником, где «государь пил „за здравие города“ и 240 музыкантов играли „Боже, царя храни“, а при питие за здравие союзных держав — „Vive Henri IV“», именно в этот день москвичи между прочим узнали «Высочайший указ об уничтожении Особой канцелярии Министерства внутренних дел и преобразования её под начальством генерал-адъютанта Бенкендорфа в III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — с подчинением прямо Его Императорскому Величеству».

После объявлений о продаже имения — «а в нём 130 душ ревизских, карета, фортепианы, английский токарный станок», после сообщения о дворовых людях, «отпускаемых в услужение» (то есть продающихся), — следуют известия о лицах, прибывших в Москву с 2 по 6 сентября; о приехавших же с 6 по 9 сентября сообщает следующий номер «Московских ведомостей» (от 11 сентября): из Касимова прибыл «статс-секретарь господин тайный советник и кавалер Оленин», из Козлова «отставной генерал-майор Муравьёв». По именам — только лица генеральского ранга; о въехавших штаб- и обер-офицерах — лишь общее их число, сто семь персон. Отставной же чиновник 10-го класса, да ещё «в сопровождении фельдъегеря», конечно, для газеты не существует …

С утра в Москве было по Реомюру 3 градуса тепла, днём — 8,3, вечером — 4; пасмурно, дождливо, что коронационному веселью, конечно, никак не может помешать. Несколько дней спустя Пушкин опишет Прасковье Александровне Осиповой «большой народный праздник; версты на три расставлено столов на Девичьем Поле; пироги заготовлены саженями, как дрова; так как пироги эти испечены уже несколько недель назад, то будет трудно их съесть и переварить их, но у почтенной публики будут фонтаны вина, чтобы их смочить; вот — злоба дня. Завтра бал у графини Орловой; огромный манеж превращён в зал; она взяла на прокат бронзы на 40 тысяч рублей и пригласила тысячу человек» (XIII, 559; перев. с фр.).

Где же царь?

Снова помогает обращение к рукописному камер-фурьерскому журналу: «В пятнадцать минут десятого часа утра государь император с её высочеством великой княгиней Марией Павловной и с принцем Прусским выход имели на Ивановскую площадь к разводу. По окончании оного его величество, возвратившись к себе, принял военного генерал-губернатора князя Голицына и коменданта Веревкина с рапортом. Потом в Большом зале старшины Московского Дворянского собрания благодарили их величества за посещение бывшего у них вчерашнего дня бала. После сего государь император принял с докладом действительного тайного советника князя Голицына, генерал-адъютанта Бенкендорфа и гофмаршала Нарышкина <���…> В три часа его величество изволил посетить императрицу Марию Фёдоровну.

За обеденный стол их величества кушали в кабинете с принцем Прусским и за оный сели в половине четвёртого часа. Пополудни в 9-м часу у её величества быть изволила на посещении императрица Мария Фёдоровна.

Сего числа давал наивеликолепнейший бал французский маршал Мармонт герцог Рагузский в доме князя Куракина на Покровской улице для дворянства и чужестранных министров. В двадцать минут десятого часа вечера их императорские величества изволили приехать на вышеписанный бал из Чудова монастыря в каретах: государь император с императрицей Александрой Фёдоровной, великая княгиня Елена Павловна с принцессой Вюртембергской, великий князь Михаил Павлович с принцем Прусским, где и ужинать изволили. Его величество за стол не садился. С бала возвратились в половине третьего часа ночи» [22] ЦГИА, ф. 516, оп. 28/1618, № 133, л. 479—480. .

Никакой встречи с Пушкиным не зафиксировано, и само отсутствие записи, конечно, тоже относится к истории того свидания: это показатель взгляда на важных и неважных собеседников императора у тех, кто вёл официальный дневник придворных происшествий.

Когда же точно приняли Пушкина? Дибич, узнав о прибытии поэта, написал дежурному генералу Потапову: «Высочайше повелено, чтобы вы привезли его в Чудов дворец, в мою комнату, к 4 часам пополудни» [23] Пушкин. Письма под ред. и с примеч. Б. Л. Модзалевского, т. II. М.—Л., Госиздат, 1928, с. 180. .

В историю этой встречи косвенно попал и «наивеликолепнейший бал» маршала Мармона (Мармонта), где царь кое-кому расскажет о своей сегодняшней встрече с Пушкиным.

Очевидно, между окончанием царского обеда (в половине пятого или в пять) и сборами на бал — вот где умещается час или (по другим данным) два часа секретной аудиенции.

К воссозданию и разбору встречи в Чудовом дворце 8 сентября 1826 года мы и приступаем.

Среди современников ходило «множество рассказов не особенно разноречивых, но довольно сомнительной правдивости» [24] PC, 1880, № 1, с. 131—132. .

Автор только что приведённых слов П. А. Ефремов фиксирует действительно любопытное обстоятельство: сохранилось множество рассказов, правдивость которых, казалось бы, подтверждается совпадением текстов — но, увы, верить нельзя. Ведь отсутствие больших разночтений легко объясняется существованием немногих версий. Однако сами-то версии откуда?

Разумеется, в счёт не принимаются рассказы вроде, например, следующего: «Поэт Пушкин сочинил какие-то стихи против правительства, то государь Николай Павлович велел посадить в крепость <���…> Государь приказал Пушкину писать стихи. Пушкин написал „Поймали птичку голосисту“. Эти стихи вызвали прощение».

Однако не просто разобраться и в самой достоверной, казалось бы, информации.

Содержание «кремлёвской аудиенции» 8 сентября 1826 года не раз было объектом научного и публицистического исследования. Наиболее полно и глубоко за последние десятилетия история «восьмого сентября» была разобрана в докладах замечательных пушкинистов М. А. Цявловского (1947) и С. М. Бонди (1961). К сожалению, эти важнейшие труды так и не были опубликованы. О докладе Цявловского коротко сообщила периодическая печать [25] Вечерняя Москва, 13 февраля 1947 г. Ценная сводка материалов о 8 сентября 1826 г. — в комментариях М. А. Цявловского в кн. «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 годы». М., Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1925. . Большой доклад С. М. Бонди на XIII пушкинской конференции представлен лишь кратким резюме [26] Пушкин. Исследования и материалы, т. IV. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1962, с. 420. . Согласно воспоминаниям слушателей выдающиеся учёные высказали множество очень ценных наблюдений, общих и частных [27] О докладе С. М. Бонди см.: Андроников И. Л. Собр. соч., т. 2. М., Художественная литература, 1981, с. 196—197. . Позже важные соображения о беседе Пушкина с Николаем высказали Д. Д. Благой, В. В. Пугачёв [28] См.: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826—1830). М., Советский писатель, 1967, с. 13—15, 30—49; Пугачёв В. В. К эволюции политических взглядов А. С. Пушкина после восстания декабристов. — Учёные записки Горьковского Гос. ун-та им. Н. И. Лобачевского, серия историко-филологическая, вып. 78, т. 2. Горький, 1966, с. 665—691. . В то время как Бонди (вслед за Цявловским) полагал, что «дошедшие до нас свидетельства <���…> слишком отрывочны и не дают верного представления о сущности этой важной беседы» [29] Пушкин. Исследования и материалы, т. IV, с. 420. , Благой находил, что по сохранившимся источникам можно составить о ней «довольно ясное представление» [30] Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина, с. 42. .