Натан Эйдельман - Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

Итак, в течение двух без малого лет произошёл переход от крайне жесткой формы контроля над печатью к более гибкому, либеральному уставу 1828 года; согласно заключению Государственного совета отныне цензуре «не представляется уже в обязанность давать какое-либо направление словесности и общему мнению; она долженствует только запрещать издание или продажу тех произведений <���…>, кои вредны в отношении к вере, престолу, добрым нравам и личной чести граждан. Она представляется как бы таможней, которая не производит сама добротных товаров и не мешается в предприятия фабрикантов, но строго наблюдает, чтобы не были ввозимы товары запрещённые» [309] Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры, СПб., 1892, с. 96 (2-я часть). .

Позднейший николаевский цензурный зажим шёл уже в рамках устава 1828 года, а также — ряда инструкций и дополнений к нему. Но это уже события 1830—1850-х годов. В конце же 1820-х столь редкостное явление, как замена одного коренного установления другим в течение очень краткого времени, имело сильное влияние на «состояние умов».

М. И. Гиллельсон безусловно прав, отмечая, что «на первых порах отмена цензурного устава 1826 года возбудила надежды на торжество более либеральной литературной политики. Надо думать, что и Пушкин не избежал подобных иллюзий <���…> Борьба вокруг цензурного устава в какой-то мере отразилась на творческих замыслах Пушкина» [310] Там же, с. 218; см. также: Гиллельсон М. И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. Л., Наука, 1977, с. 41—42. .

Таковы были в самом общем виде противоречивые российские политические обстоятельства конца 1820-х годов. Кроме ряда демагогических деклараций и приёмов высшей власти, направленных к усилению авторитета, популярности и страха в народе,— кроме обмана , нужно отметить довольно значительные колебания правительства в выборе курса. История цензурного устава — пример особенно наглядный, но подобные же качания наблюдались и в крестьянском вопросе, и в отношении гражданских прав, и даже в области террора и репрессий.

Ничто не может ярче продемонстрировать скрытые пружины тогдашней политики, нежели судьба наиболее серьёзной из предполагавшихся реформ — крестьянской.

Казалось бы, царское одобрение записки Сперанского — решающий аргумент для Комитета 6 декабря. Однако высшие сановники, связанные сотнями нитей с правящим дворянским классом-сословием, находят способы замедления и противодействия даже отнюдь не коренным, частным мерам ограничения крепостничества. Они мастерски топят проект, которым занимается сам царь!

На 46-м заседании Комитета (31 августа 1827 г.) по поводу записки Сперанского было записано в «журнале»: «Комитет, отдавая полную справедливость достоинству сего труда, но находя, что в деле, столь важном, надлежит действовать с величайшей осторожностью и предусмотрительностью, положил, что записка тайного советника Сперанского долженствует ещё быть внимательно и подробно рассмотрена каждым из членов в особенности, а потом снова внесена в комитет для общего рассуждения» [311] РИО , т. 74, с. 153. .

28 сентября 1826 года на 52-м заседании (а позже — ещё и ещё раз) предлагалось при любом «послаблении» крепостным «для предупреждения лживых и неосновательных догадок о будущих отношениях крестьян и помещиков дать чувствовать, сколь священно и неотъемлемо пред правительством и законом право сих последних на собственность владеемой ими земли; и о сём сказать с некоторой осторожностью, положительно, но кратко и почти мимоходом как о праве, которое не может быть подвержено сомнению; при этом рекомендательно прибавить несколько слов и о крепостном праве помещиков на крестьян» [312] Там же, с. 172. .

Меж тем Комитет 6 декабря придумал план, который и был через Кочубея передан Николаю I [313] Там же, с. 151. .

Это ярчайший пример сопротивления со стороны могучего дворянского бюрократического аппарата, казалось бы, ничем не ограниченному самодержцу. Все соображения Николая как будто приняты (иначе нельзя — царю не возражают). В «Записке» Кочубея говорится об «унизительном, противоестественном торге людьми», с сожалением и даже презрением упоминаются «необразованные, закоснелые в грубых привычках» крепостники. Однако от согласия с монархом Комитет незаметно переходит к запугиванию: напоминает, что «класс закоснелых — к сожалению, ещё многочисленный»: они любую меру в пользу крестьян сочтут «стеснением», и хотя это «без сомнения» не должно остановить «мудрое и твёрдое правительство», но, с другой стороны, возможны «ропот, волнение умов, боязнь»: речь идёт, понятно, о сопротивлении правительству справа , со стороны реакционного дворянства; с другой стороны, крепостники не раз заявляли, что и крестьяне начнут волноваться, узнав о малейших свободах; наконец, дворянство и так взбудоражено ссылкою сотни декабристов, хотя и выступавших против своего сословия, но всё же — родственников, друзей…

Царя пугают , но в то же время — Кочубей отнюдь не ярый крепостник: он реальный политик, учитывающий злобу, потенциальное сопротивление помещиков. Поэтому предлагаются меры, которые бы резко ослабили впечатление от нового закона: нужно растворить его в обширном комплексе других законопроектов, в основном — благоприятных для дворянства; получив ряд новых прав и льгот (дворянские пансионы, пенсии, существенные препятствия разночинцам в получении дворянства) — получив всё это, «благородное сословие», по мысли Комитета, легче «проглотит» и закон о непродаже крестьян без земли [314] См.: Рахматуллин М. А. Подъём крестьянского движения и реакция самодержавия после восстания декабристов.— В кн.: Из истории экономической и общественной жизни России. Сб. статей к 90-летию академика H. М. Дружинина. М., Наука, 1976. .

И Николай I отступил. Согласился на подготовку большого, многосложного «закона о состояниях»; немедленные меры в пользу крепостных были таким образом отложены на длительный срок.

Сперанский хорошо знал предысторию крестьянского вопроса и потому писал, что ограничение крепостного права было и прежде, при Александре I, «многократно помышляемо», но «мера сия по разным уважениям всегда была отлагаема» [315] Девятнадцатый век, кн. 2, с. 161. .

«Разные уважения» — выразительная формула: это для власти прежде всего опасность народного бунта, революции, но также и сопротивление дворянства, бюрократии. В 1827 году угроза слева была, конечно, ослаблена, но постоянно держала власть в напряжении. 53 из 65 крестьянских волнений, зафиксированных в 1826 году, приходилось на вторую половину года, после коронационных манифестов. Правительство было сильно напугано повсеместным крестьянским «комментарием» к событиям, «начали дворян вешать и ссылать на каторгу, жаль, что всех не перевешали» [316] Декабристы. Неизданные материалы и статьи под ред. Б. Л. Модзалевского, Ю. Г. Оксмана. М., 1925, с. 40. См. также: Рахматуллин М. А. Крепостное крестьянство России и движение декабристов.— История СССР, 1977, № 4. .